Одной подстройки собственных действий под беспристрастный камертон истории было недостаточно для обеспечения себе достойного места в ее анналах. Черчилль сам был историком и знал, что может стать с его посмертной славой, если им займется нечистоплотный исследователь. Не исключены искажения и в руках добропорядочного мастера. Например, что выбрать критерием успеха? «Историки склонны оценивать военных министров не по победам, достигнутым под их руководством, а по политическим результатам, — сказал Черчилль в беседе с Робертом Бутсби (1900–1986). — Если следовать этому стандарту, я не уверен, что справился»
.
Когда в одном из интервью его визави произнес: «История поместит вас среди великих личностей», он остроумно ответит: «Это зависит от того, кто будет писать историю»
.
Появившиеся после войны публикации наглядно говорили о том, что если Черчиллю была дорога его репутация, ему следовало сказать свое слово о Второй мировой войне. Выступая в апреле 1944 года в палате общин, он заметил, что «не намерен провести оставшиеся дни, объясняя или утаивая что-нибудь из сказанного раньше, тем более извиняясь за это»
. Но последовавшая серия нелицеприятных трактовок других авторов наводила на иные выводы. Да и без упомянутых откровений Батчера, Ингерсолла и Рузвельта-младшего было понятно, что необходимо вновь позаботиться об изложении собственной версии событий.
Во время одного из послевоенных выступлений Черчилль признал сложность управления историей: «История развивается по странным и непредсказуемым направлениям. Мы слабо способны контролировать будущее и совсем не в состоянии контролировать прошлое»
. О том, что единственное правильное решение — самому взяться за управление историческим восприятием, Черчилль откровенно сказал на одном из заседаний палаты общин в январе 1948 года, заметив, что «для всех партий будет только лучше, если прошлое останется истории, особенно если я сам собираюсь написать эту историю»
.
Казалось бы, ситуация с написанием книги была понятной и недостатка причин для творческого путешествия не было. Но время шло, а автор так и не брался за литературное осмысление недавних событий. Чем была вызвана столь неожиданная задержка? Резонов несколько. Первый касался налогов. Это была давняя проблема хозяина Чартвелла. В его творческом наследии сохранилось множество высказываний, посвященных не самому популярному у населения средству пополнения государственного бюджета. Например, «налоги — зло, необходимое зло, но все равно зло, и чем их меньше, тем лучше», или: «мысль о том, что, взимая налоги, страна может добиться процветания, является одной из самых незрелых иллюзий, которые только могут опьянить человеческий ум»
.
В подобных высказываниях в Черчилле больше говорил политик, признающий важность налогообложения и в то же время призывающий не обманывать себя возможностями этой меры. Что касается Черчилля-автора, то его взгляд на налоги сводился к желанию минимизировать их в отношении собственных финансов. А последнее было весьма существенным. После назначения в сентябре 1939 года на должность первого лорда Адмиралтейства Черчилль был вынужден официально приостановить свою профессиональную деятельность в качестве литератора. При нарушении этого обязательства каждое написанное им слово попадало под сложную систему налогообложения, заставляя отчислять в казну 19 шиллингов и 6 пенсов с каждого фунта
то есть 97,5 % дохода. Именно поэтому, публикуя сборники речей, Черчилль был вынужден обращаться к услугам редакторов — сначала своего сына, затем Чарльза Ида. Но эта уловка была бесполезна в свете нового произведения. А писать, «когда государство забирает у тебя весь заработок»
, Черчилль не хотел.
Для выхода из налогового тупика Ид предложил назвать новую книгу «Собственная история Мировой войны Уинстона Черчилля (рассказанная во время бесед с Чарльзом Идом)». На своем участии Ид не настаивал. Черчилль мог поведать историю любому другому редактору, которого сочтет достойным. Главное, чтобы он рассказывал, а не писал, избегая, таким образом, драконовских выплат. Совет Ида не получил дальнейшего развития. Также рассматривался вариант, предложенный американскими издателями, — выкупить бумаги Черчилля и привлечь Ида для их редактирования. Но и это не состоялось.
Для консультаций и выработки наилучшей стратегии политик обратился к одному из ведущих специалистов в области налогового законодательства Лесли Грэхем-Диксону. Последний предложил сложную схему с передачей документов специальному Фонду, который следовало создать до того, как Черчилль возобновит литературную деятельность. Переданные Фонду документы смогут с небольшими налоговыми выплатами быть проданы издателям. А те в свою очередь привлекут Черчилля для написания на основе этих документов книги. Таким образом, автор мог бы заплатить только подоходный налог с контракта, не идущий ни в какое сравнение с теми суммами, которые выручит Фонд за продажу документов.
Черчиллю идея понравилась. В апреле 1946 года он распорядился использовать все документы, хранящиеся в его поместье в Чартвелле, для создания нового Фонда. Архив был разделен на четыре части. Вторая часть была посвящена «Второй великой войне» и охватывала период с 1934 до июля 1945 года. Именно эти документы и лягут в основу будущих мемуаров.
Литературный Фонд был создан 31 июля 1946 года. Попечителями Фонда стали близкие политику люди: Клементина Черчилль, Брендан Брекен (1901–1958) и профессор Фредерик Линдеман (1886–1957). Они имели право размещать в Фонде документы, а также передавать по своему усмотрению все доходы от его деятельности детям и внукам автора. При этом сам политик и его супруга не получали ничего. Кроме того, были приняты дополнительные меры, позволяющие избежать выплат налога на наследство, если в течение первых пяти лет существования Фонда Черчилль скончается
. Внуки и правнуки британского политика должны быть ему благодарны. Своим решением о создании Фонда и последующей литературной деятельностью он фактически обеспечил их безбедное существование на десятилетия вперед.
Не менее серьезным препятствием, охлаждающим литературные порывы автора, была проблема с правами на использование официальных бумаг, которым в новой книге отводилась роль каркаса. Впервые со сложностью использования в своих текстах государственных документов Черчилль столкнулся в 1902 году, приступив к работе над биографией своего отца. Но за прошедшие сорок лет в этом вопросе многое изменилось, причем не в пользу автора.
Вектор последовавшим метаморфозам был задан 1916 году, когда первым министром Короны был назначен Дэвид Ллойд Джордж. До этого времени заседания британского правительства не протоколировались. Отчетом обо всех дискуссиях в правительстве служило личное письмо премьер-министра монарху. Новый глава правительства, погруженный в решение проблем военного времени и не имеющий времени для ежевечернего изложения многочасовых обсуждений в письменной форме, а также понимающий необходимость совершенствования системы документооборота, создал дополнительный орган — секретариат кабинета министров. Среди прочего, функции секретариата включали ведение протоколов правительственных заседаний. Руководителем новой структуры был назначен Морис Паскаль Хэнки (1877–1963), до этого занимающий аналогичный пост в Комитете имперской обороны. Именно Хэнки 9 декабря 1916 года составил первый протокол, фиксировавший обсуждения и принятые решения британского правительства.
