В октябре 1945 года, после возвращения из Италии, Черчилль получил от Фрэнка Льюиса Макклюра (1896–1979), президента Вестминстерского колледжа в Фултоне, штат Миссури, письмо с предложением выступить с «серией из трех-четырех лекций» в рамках программы Фонда Грина
. Черчилль получал подобные предложения часто, и все они, как правило, удостаивались вежливого отказа. Аналогичная судьба постигла бы и этот запрос, если бы не находчивость Макклюра. Через выпускника колледжа генерала Гарри Гоукинса Вона (1893–1981), военного помощника Трумэна, ему удалось получить на своем обращении следующую приписку президента США: упомянутый колледж «восхитительное учебное заведение в моем родном штате»
. Трумэн надеялся, что Черчилль примет предложение. И, если так, то он даже готов представить экс-премьера аудитории. Черчилль ответил через месяц, согласившись прочитать лекцию о «положении в мире»
.
Не исключено, что приписка Трумэна была сделана из вежливости и сам президент не рассчитывал на столь участливую реакцию Черчилля, у которого были более важные дела, чем выступление в провинциальном колледже по другую сторону Атлантического океана. Но британский политик ухватился за это предложение, решив использовать появившуюся возможность в своих целях. Так же как и в случае с идеей объединения Европы, ему необходимо было как можно скорее вернуться под софиты международного внимания. А для этого требовалось соблюсти несколько условий, связанных одновременно с содержанием и формой. Черчилль сразу дал понять, что собирается выступить с «политическим заявлением первостепенной важности». «У меня есть послание, которое я собираюсь сообщить вашей стране и всему миру», — сказал он Трумэну в январе 1946 года. Наш герой верил, что творит историю, и в дальнейшем оценивал свою речь, как «самую важную в карьере».
Позаботился Черчилль и о форме подачи материала. Еще в начале своей карьеры, сразу после избрания в парламент в 1900 году, он взял за практику для повышения значимости своих выступлений приглашать знаменитых государственных и общественных деятелей, которые не просто присутствовали, а представляли оратора аудитории. Аналогичный подход он использовал и на этот раз, заручившись поддержкой Трумэна, который согласился прибыть вместе с ним в колледж и сказать приветственное слово. Черчилль также не остался в долгу, акцентировав в своей речи внимание на двух моментах. Первый — оказанная ему «большая и невиданная честь» быть «представленным академической аудитории лично президентом Соединенных Штатов». Второй — для того чтобы сделать это, Трумэн, «несмотря на свои непростые и многочисленные обязанности, счел возможным преодолеть более тысячи миль для возвеличивания» этого выступления.
Но и это еще не все. Для освещения исторического эпизода были привлечены все три имевшиеся на тот момент крупные новостные агентства США, была произведена видео- и аудиозапись, а также состоялась радиотрансляция в прямом эфире на всей территории США и Канады. Рассматривался также вопрос телетрансляции, но Черчилль отказался «проводить технические эксперименты» на столь знаковом мероприятии. Одновременно с мощной поддержкой в СМИ был создан ажиотаж с билетами. В начале января Вестминстерский колледж объявил, что на мероприятии смогут присутствовать только обладатели специальных приглашений. Ограничение порождает спрос. За две недели колледж получил пятнадцать тысяч заявок, которые продолжали непрерывно поступать до самого дня X. Для сведения — зал, где состоялось выступление, был способен вместить только три тысячи слушателей
.
Теперь что касается самого текста выступления. Черчилль планировал назвать речь «Мир во всем мире»
. В дальнейшем он изменил название на «Мускулы мира». В отличие от некоторых авторов, сознательно не использующих в заголовках имена протагонистов, Черчилль был в этом отношении проще, предпочитая ставить в заглавие главного героя или главную тему. Именно сохранению мира и предотвращению тех ситуаций, когда «в результате замыслов злодейских умов, поощряемых агрессивными устремлениями <…> простым гражданам приходится сталкиваться с невероятными трудностями, с которыми они не в состоянии справиться»
, и было посвящено его выступление. Однако основное внимание публики было приковано не к благородной цели сохранения мира, а к тем средствам, которые политик предлагал для ее достижения.
Черчилль хотел начать выступление с цитаты из байроновского «Паломничества Чайльд-Гарольда»:
Всегда теснятся тучи вкруг вершин,
И ветры хлещут крутизну нагую.
Кто над людьми возвысится один,
Тому идти сквозь ненависть людскую.
У ног он видит землю, синь морскую
И солнце славы — над своим челом.
А вьюга свищет песню колдовскую,
И грозно тучи застят окоем:
Так яростный, как смерч, вознагражден подъем
.
Когда Клементина прочитала черновик речи с этой цитатой, она поставила вопросительный знак рядом со словом «ненависть». Черчилль согласился с замечанием, признав, что «в отношении США преобладающей эмоцией сейчас является не ненависть, а надежда»
. Перечитывая строки любимого Байрона, Черчилль в итоге отказался от них и решил для выражения своих мыслей использовать более прозаический формат.
Сначала в качестве точки опоры он озвучил тезис превосходства США — «самой мощной в мире державы», и затем уже по мостику ответственности («превосходство в силе означает и огромную ответственность перед будущим») перешел к главной теме выступления: братскому союзу англоязычных стран. Для повышения убедительности своих предложений Черчилль использовал различные риторические и психологические приемы. Он предстал сторонником последовательности, обращаясь к недавнему военному опыту совместного сотрудничества: «Необходимо, чтобы последовательность в мыслях, настойчивость в достижении целей и величественная простота в решениях определяли политику англоязычных стран в годы мира так же, как в годы войны». Он сыграл на контрасте, сначала сгущая краски ужасов войны и тирании, а затем предлагая чудодейственное средство в виде «тесного сотрудничества» во всех областях между США и Британским Содружеством наций. Он вселил надежду, замечая, что если предложенное им сотрудничество станет реальностью, «мир забудет о том неспокойном времени, когда пресловутое, но столь неустойчивое равновесие сил могло провоцировать некоторые страны на проведение политики непомерных амбиций и авантюризма»
.
В этой связи будет уместным вспомнить, что в названии речи присутствовало слово «мускулы». В отличие от своих коллег 1930-х годов политика умиротворения Черчилля основывалась на силе. А учитывая, что должной силой для сдерживания СССР Великобритания после войны не обладала, ей необходим был союз с более могущественной державой. Но ирония заключалась в том, что этот союз был необходим Лондону не столько для борьбы с СССР, сколько для собственного выживания. Одним из самых животрепещущих вопросов, стоявших перед британскими политиками в тот момент, было не развязывание новой войны. Куда больше их беспокоило одобрение Конгресса США на огромный кредит, который позволил бы спасти британскую экономику от банкротства. И именно «особые отношения», а не «железный занавес» были главной целью выступления Черчилля. Заявления о «братском союзе», воспринимаемые широкой публикой как агрессивные призывы к созданию военного альянса против Москвы, для знающих представителей администрации Белого дома и Госдепа имели иной подтекст и касались просьбы об экономической поддержке заокеанского партнера.
