«Мир был бы лучше, если бы его населяли только животные», — заметил Черчилль своему другу Вальтеру Грабнеру, наблюдая за любимыми черными лебедями, один из которых пал жертвой лисицы. В последние годы жизни для нашего героя вообще были характерны мрачные настроения. Они распространялись как на его время: «Я рад, что мне не суждено прожить жизнь снова, сегодня наблюдается ужасная деградация стандартов», так и на его современников: «Люди либо слишком низменны, либо слишком глупы, чтобы справиться с новыми вызовами». Распространялись они и на перспективы цивилизации в целом. Возведенная в ранг государственной политики по обе стороны «железного занавеса» манипуляция общественным мнением с целью посеять вражду между людьми разных стран не способствовала снятию напряженности. «Если миллионы людей в одной стране учатся ненавидеть миллионы людей в другой, жди беды», — негодовал Черчилль
.
И тем не менее, несмотря на свой печальный настрой, британский политик не отчаивался. «Традиционалистские импульсы всегда находились у него в противоборстве с прогрессивными инстинктами», — отмечал Бэзил Лиддел Гарт
. Тучи сгустились, но осталось место и для лучика надежды. Просто мир оказался на важном перепутье, и отныне от властей предержащих, как никогда прежде, стало зависеть будущее цивилизации. «Мы живем в эпоху, когда наука со слепой щедростью предлагает человечеству выбор между золотым веком процветания и самой ужасной формой уничтожения», — сказал Черчилль в апреле 1953 года. Сам он признавался, что «верит в поступательный прогресс». «Не думаю, что пугающие открытия человеческого гения способны отбросить нас во тьму прошлого, — убеждал он своих последователей в октябре 1951 года. — Главное, чтобы эти открытия служили нам, а не властвовали над нами»
.
Но каким образом этого достичь? Черчилль считал, что, принимая решения об использовании научных открытий, необходимо руководствоваться двумя подходами. Во-первых, человек должен научиться управлять самим собой. Пока на этом поприще успехи незначительны. «Все в руках человека, — указывал наш герой. — Ему осталось одержать верх только над своим самым худшим врагом — самим собой»
. Заносчивость, недальновидность, отсутствие смирения и страсть к всеобщему господству — лишь неполный перечень тех черт, которые присущи Homo sapiens и которые способны толкнуть его в пропасть всепожирающего хаоса. Еще в первом томе «Мирового кризиса» Черчилль констатировал, что в начале века человечество не сознавало, насколько резко изменился мир. «Для того чтобы страны обрели знание о силе, которой они располагают, потребовалось пройти через потрясения мировой войны, — отмечает автор. — Даже спустя год после начала боевых действий едва ли кто-то понимал, насколько ужасны и почти неисчерпаемы были ресурсы в силе, материалах, достоинствах каждой из сражающихся сторон. Чаша гнева была переполнена, то же касалось резервуаров силы, энергии и военной мощи»
.
Непонимание масштабов сил, которые человек вознамерился укротить, не пришло и спустя сорок лет после описываемых событий начала XX века. Только ставки стали гораздо выше. Поэтому, чтобы еще раз привлечь внимание общественности, Черчилль решил вставить в свою нобелевскую речь следующий фрагмент: «Человек овладел всеми сферами, кроме той, которая связана с ним самим. Еще никогда на ниве деятельности события не принижали столь резко роль личности. Редко в истории жестокие факты настолько доминировали над мышлением, а широко распространенные личные добродетели находили столь тусклый отклик, объединяясь вместе»
.
В условиях, когда поток событий принизил значение личного и индивидуального, когда наука предложила новые средства решения старых проблем, следовало сконцентрироваться на лучшем в человеческой природе, на «кодексе чести, морали, пылких убеждениях». Другими словами, призывая меняться, Черчилль настаивал на сохранении мировоззренческих и духовных первооснов. В этом сочетании перемен и постоянства, по его мнению, и состоял второй принцип, которым следовало руководствоваться. Спешка в нем была бы лишней. «Строить — медленный и трудоемкий процесс», — напомнил британский политик в сентябре 1959 года. А в одной из своих последних книг — однотомном издании «Второй мировой войны», в эпилоге, заметил: «В больших предприятиях ошибочно пытаться решить все и сразу». Когда имеешь дело не с силой, а с общественным мнением, «нельзя планировать операции, как в военном искусстве». Человек и общество — не машины, они больше похожи на «непрерывно растущие растения», и «именно так с ними и следует обращаться»
. Вместо стремительного полета вперед лучше двигаться медленно, шаг за шагом, постоянно сверяясь с нравственным компасом и внося необходимые коррективы в случае неудачи и неблагоприятных последствий.
Давая совет о том, каким образом развиваться цивилизации, самому Черчиллю развиваться было некуда. Его жизненный путь со всеми его успехами, поражениями, триумфами и разочарованиями медленно, но верно подходил к концу. Сам политик все чаще признавался, что отныне «не находит жизнь привлекательной» и его интересуют все меньше проблем
. Оно и понятно. После завершения сначала политической, а затем и литературной деятельности пожилому джентльмену оставалось тихо доживать свой век. Правда, и эти годы, самые спокойные в жизни нашего героя, содержат в себе события, противоречия и загадки, о которых стоит рассказать отдельно.
Эпилог
После отставки с поста премьер-министра в 1955 году Черчилль вступил в мрачные воды старости. Рано или поздно такой период наступает в жизни каждого человека. И по большей части ничего выдающегося в этом периоде нет: лишь грустные размышления, перемежающиеся сожалениями о несделанном, или того хуже — сделанном плохо. Но Черчилль был не обычным человеком, и последние годы его жизни, хотя и уступали по накалу страстей другим вехам его биографии, содержат несколько интересных моментов, о которых не лишним будет упомянуть.
Возможно, этих моментов было бы больше, если бы не усилившаяся с годами странность политика ограничивать круг своего общения исключительно старыми друзьями и помощниками. Близкое окружение заметило за своим шефом эту особенность еще в годы войны, признавая, что «Уинстон безнадежен с незнакомцами». Для Черчилля важно было не только знать собеседника, но и находить его «близким по духу»
. С годами он стал все чаще признавать, что «не любит встречаться с тем, с кем близко не знаком». Когда его спросили: «Они вас утомляют?», он, улыбнувшись, ответил: «Нет, они наводят на меня скуку»
. Черчилль предпочитал следовать наставлению своего предка, 1-го герцога Мальборо: «Окружай себя как можно меньшим количеством людей»
. Размышляя над этой особенностью, сэр Уинстон признавал, что из-за своего настороженного отношения к новым знакомствам он не смог бы баллотироваться на пост президента США. «Все эти рукопожатия с людьми, до которых мне нет дела, убили бы меня. Десять минут здесь. Десять минут там. Нет, это не для меня»
.
Привычки влияли на поведение и места пребывания. Так, учитывая близкую дружбу с Эмери Ривзом, Черчилль стал частым гостем на вилле Ля Пауза. Это удивительное четырехэтажное здание, включавшее каминный зал, библиотеку, семь спальных, шесть ванных комнат и четыре гостиные, расположено на горном плато Ля Торакка в средневековой деревушке Рокебрюн-Кап-Мартен, откуда открывается живописный вид на итальянское побережье. В 1927 году территория, на которой будет построена вилла, была подарена Хью Ричардом Гросвенором, 2-м герцогом Вестминстерским (1879–1953) своей любовнице Габриэле Бонёр Шанель (1883–1971), больше известной по прозвищу «Коко». По ее заказу в 1930-х появилась сама вилла. Эмери Ривз купил Ля Паузу в 1953 году, наполнив помещения роскошью и великолепием. Стены украшали шедевры Сезанна, Ренуара, Гогена, Тулуз-Лотрека, Моне, Мане, Ван Гога и Писсарро, а используемая мебель больше походила на музейные экспонаты, нежели предметы домашнего обихода. По словам Монтагю Брауна, «широта и богатство Ривза были экстраординарными, вкус — замечательным, а создаваемый эффект — поразительным»
. Специально для Черчилля на вилле появилось кресло-коляска особой модели, на которой пожилого джентльмена спускали к морю, а затем поднимали обратно наверх. Для приведения транспортного средства в движение требовались усилия нескольких человек
.
