Для того чтобы избежать обвинений в предвзятости, Черчилль сделал в предисловии соответствующее пояснение, заметив, что «настоящий том, как и все остальные, является лишь частичным вкладом в историю Второй мировой войны». Повествование в нем «ведется с точки зрения британского премьер-министра, который нес особую ответственность за военные дела как министр обороны», поэтому «операции британских войск освещаются во всем их объеме, и довольно подробно». Что же до «усилий наших союзников», то они «служат лишь фоном, на котором развертывались операции» британской армии.
Эти обезличенные слова — «наши союзники» — вряд ли оставляют читателей, особенно русскоязычных, удовлетворенными. Подспудно понимая наличие недосказанности, Черчилль вновь возвращается к своей мысли после нескольких абзацев, только на этот раз называет вещи своими именам. Так, союзники становятся русской армией, а фон — русским фронтом, в сражениях на котором, как указывает автор, «с обеих сторон участвовало не меньше дивизий, чем в битве за Францию»
.
В последнем утверждении примечательно не то, что оно некорректно и занижено, а то, что в первоначальной версии это предложение имело расширенную редакцию: «с обеих сторон участвовало не меньше, а даже больше дивизий, чем в битве за Францию»
(выделено мной. — Д. М). Но до печати признание, что на Восточном фронте масштаб сражений превышал масштаб боевых действий на Западе не только по продолжительности, но и в объемах задействованных сил, не дошло.
Учитывая, что третий том создавался после начала «холодной войны», а также во время первого Берлинского кризиса (1948–1949), можно было бы предположить, что эта редакция в описании баталий прошлого была произведена в свете противостояния настоящего. Происходящие во второй половине 1940-х годов события и в самом деле влияли на автора и его произведение. Но даже Черчилль не смог не признать, что борьба между СССР и Германией стала ключевым фактором в мировой войне. В том же предисловии третьего тома он указывает, что на русском фронте «гораздо большей протяженности сражались огромные массы войск, и такого кровопролития, несравнимого ни с чем, не было ни на одном другом участке фронта в течение всей войны»
.
Двадцать лет назад, также после окончания мировой войны, Черчилль взялся за написание отдельного тома, посвященного неизвестным на Западе кровопролитным баталиям русской армии с войсками кайзера и Габсбургов. Теперь события на Восточном фронте приняли еще более эпический масштаб, но описывать их отдельно автор по целому ряду причин не мог, хотя и отлично понимал, что эта тема представляет богатейший материал для исследователей, причем не только русскоязычных. «Русская эпопея 1941–1942 годов заслуживает подробного и беспристрастного изучения и изложения на английском языке», — резюмировал он, указывая направление для дальнейших работ и одновременно закрывая эту тему в собственном сочинении
.
Приведенные выше ремарки в предисловии к третьему тому оставляют смешанное впечатление. С одной стороны, автор редактирует текст, ставя знак равенства между разными по объему, потерям и влиянию сражениями на Восточном и Западном фронтах, с другой — сам признает, что масштаб бойни на востоке был намного больше; с одной стороны, Черчилль говорит о русском фронте, как о «фоне» и о том, что невозможно «позволить себе что-либо большее, чем простое упоминание о борьбе между германской и русской армиями», с другой — указывает, что попытка описать борьбу СССР с нацистскими захватчиками «должна быть сделана»; с одной стороны, он отмечает, что «советское правительство уже предъявило претензию на безраздельную славу», с другой — сам же упоминает о «страданиях, выпавших на долю русских, и их торжестве».
Какого мнения придерживался Черчилль на самом деле относительно роли советских граждан в сокрушении нацистского монстра? Принимая во внимание, что «Великий альянс» писался в разгар «холодной войны», а Черчилль во второй половине 1940-х годов отметился резкими осуждениями коммунистической идеологии, даже то, что написано в предисловии, достаточно для того, чтобы предположить: у британского политика не оставалось сомнений в том, что исход войны был решен на востоке. Но насколько глубоко было это убеждение? Для ответа на этот вопрос посмотрим сначала, что Черчилль говорил о Красной армии непосредственно в годы войны.
После приведения в действие плана «Барбаросса» упоминания о «великолепной самоотверженности русских» становятся частыми спутниками в выступлениях британского премьера. Уже через два месяца после вероломного нападения на СССР, когда «русские армии и все народы Русской республики поднялись на защиту своей страны и домашних очагов», Черчилль, выступая по радио, заявил, что благодаря самоотверженности советских граждан «впервые страшным потоком полилась нацистская кровь». «Агрессор удивлен, поражен, оглушен, — восторженно констатировал он. — Впервые в практике нацистов массовое убийство стало невыгодным»
.
Еще через две недели, во время очередного заседания в парламенте, премьер, не скрывая удовлетворения, заявил, что после «впечатляющего сопротивления русских войск» становится очевидным: «надеждам Гитлера на быструю победу над русскими не суждено сбыться». Даже в столь короткий промежуток времени — три месяца, уже «пролилось больше германской крови, чем за любой год прошлой войны». В декабре, комментируя в палате общин контрнаступление советских войск под Москвой, Черчилль отметил, что «русские солдаты и русский народ борются за каждую улицу, каждый дом, каждую пядь своей земли», им удалось «нанести чертовски сильный удар, который почти не имеет аналогов в военной истории». За несколько дней до упомянутого выступления в парламенте к «Великому альянсу» присоединились США. Черчилль пересек Атлантику, где 26 декабря выступил в Вашингтоне в здании сената на совместном заседании верхней и нижней палат Конгресса. В своей речи перед американским истеблишментом он отметил, что «великолепная оборона родной земли русскими армиями и русским народом нанесла системе нацистской тирании глубокие раны, которые будут гноиться и охватят огнем не только нацистское тело, но и нацистскую душу»
.
В мае 1942 года Черчилль вновь выступал по радио. Прошло два года, как он возглавил правительство. С тех пор случилось много событий. Ему было чем отчитаться, но даже в этот ответственный момент он счел своим долгом сказать о «непреклонном мужестве», с которым сражаются русские армии, а также воздать должное их руководителю: «русские под предводительством своего война-вождя Сталина понесли потери, которые ни одной другой стране не удавалось перенести в такой короткий промежуток времени и не погибнуть». «Они оросили родную землю своей кровью. Они по-прежнему смотрят в лицо врагу»
.
В октябре 1942 года, выступая в Эдинбурге по случаю присуждения ему звания почетного гражданина столицы Шотландии, Черчилль выразит восхищение «героической обороной Сталинграда», а также тем фактом, что «великолепные русские армии повсюду остались несокрушимыми и несломленными, более того — они контратакуют с изумительной энергией по всему фронту от Ленинграда до Кавказских гор». Спустя месяц, пораженный героизмом, упорством и военным мастерством Красной армии в обороне Сталинграда, Черчилль заявил по радио, что «весь мир удивлен тем, какую гигантскую силу России удалось сосредоточить и применить», что «удары, которые Россия наносит на Восточном фронте, поражают воображение»
.
