Последняя фраза имела принципиальное значение и была связана (как выразился М. Гастингс) с «самой важной победой Черчилля в этой войне»
. У США были разные варианты активного участия в боевых действиях. Они могли усилить дальневосточную группировку войск или озадачиться отправкой контингента во Францию. Но Черчилль сумел убедить главу Белого дома выбрать в качестве приоритетного направления выгодный для Британии средиземноморский регион и настоять на высадке в Северной Африке. Последующий анализ показал, что Рузвельт действительно не был готов к открытию второго фронта в 1942 году. Его позиция относительно высадки в Северной Франции определялась сложным сплетением внешне- и внутриполитических факторов. С одной стороны, он понимал, что его страна не успеет переправить значительное число военных, и это обстоятельство ставило его в зависимость от британцев. С другой стороны, глава США боялся провала операции, что делало его беззащитным для критики изоляционистов и значительно ухудшало перспективы его партии на промежуточных выборах в Конгресс в 1942 году. Американские разведслужбы смотрели еще дальше. В секретном докладе руководителя Управления стратегических служб (прообраз ЦРУ) Уильяма Донована (1883–1959) упоминалась возможность «японского нападения на СССР до конца лета», и только после этого события рекомендовалось определять формат помощи воюющему союзнику. Не лучше обстояло дело и с американскими военными, которые не только выступали против открытия фронта в Европе в 1942 году, но и считали подобную задачу в принципе нереализуемой
.
Предложения Черчилля легли на подготовленную почву. Британский премьер считал, что «быстрое изгнание войск держав Оси» из Северной Африки одновременно с усилением бомбардировок Германии является «наиболее эффективной помощью», которую союзники могут оказать СССР. Хотя в то же время — несколько раньше, на страницах предыдущего тома, — он достаточно подробно объяснял, что для германского верховного командования Северная Африка всегда оставалась «второстепенным театром». В этой связи становится очевидным, что предложения Черчилля о войне на другом континенте были связаны больше не с помощью бьющемуся с основными силами вермахта союзнику, а с отстаиванием геополитических интересов собственной страны: освобождением Египта и установлением контроля над транспортными потоками Средиземноморья. Глава британского правительства убивал одним выстрелом двух зайцев, проводя совместную с американцами операцию (а значит, сковывая активность и следующее за ней укрепление позиции США на других участках) и защищая стратегические интересы Лондона. О том, что Черчилля волновал вопрос сохранения Британской империи, можно судить также по другому фрагменту его мемуаров, где, размышляя над планами «гигантского мероприятия 1943 года», он заявлял, что «мы не могли отложить в сторону все остальные обязанности». И дальше: «Нашим первым обязательством перед империей была защита Индии от японского вторжения». Когда же Черчилля упрекали в эгоистическом понимании национальных интересов, он отвечал, что те же «коммунисты» в период с сентября 1939 по июнь 1941 года «стояли в стороне, и их вовсе не интересовала наша судьба в момент смертельной опасности»
.
У каждой страны, как и у каждого человека, своя правда. Однако если рассмотреть ситуацию с надгосударственного уровня, то нельзя не признать катастрофические последствия подобного подхода. В Берлине тоже сидели неглупые люди, и, когда они увидели отсутствие слаженной операции союзников в критические годы: 1941-й и 1942-й, для них стало очевидным наличие разногласий между членами антигитлеровской коалиции, а соответственно, и значительные дивиденды, которые Третий рейх мог бы получить из подобной ситуации. Например, усиление группировки войск на Восточном фронте. В период с апреля по ноябрь 1942 года против Красной армии вводилось по десять свежих дивизий ежемесячно. А учитывая, что Восточный фронт был основным театром военных действий, столь значительное увеличение сил противника означало не только ухудшение ситуации для советских граждан, вынужденных проливать больше крови и тратить больше материально-технических средств, но и оттягивание общей победы с осложнением пути ее достижения. Последнее особенно удивительно, поскольку в сентябре 1942 года Черчилль не исключал поражения СССР, и эта перспектива приводила его в ужас. В своей записке генералу Исмею для Комитета начальников штабов за этот период он, в частности, отмечает, что «полное поражение России или превращение ее в незначительный военный фактор бросит против нас все германские армии»
. А главное, как англо-американские политики и военные собирались вести войну с Германией в этом случае, когда с захватом Советского Союза империя фюрера получила бы новые огромные источники сырья и продовольствия, сводя на нет экономическую блокаду? Наконец, наличие разногласий в коалиции подпитывало надежды немецкого руководства на заключение сепаратного мира с западными странами
, что усиливало подозрения и вызывало дополнительное ожесточение межсоюзнических отношений, причем не только в годы войны, но и в последующий период.
Отказавшись от открытия второго фронта в 1942 году, Черчилль не торопился осуществлять высадку во Франции, что расходилось с его собственными обещаниями, которые он озвучивал советской стороне. В главе «Визит Молотова», посвященной лондонской встрече с народным комиссаром в мае — июне 1942 года, Черчилль признает, что «считал чрезвычайно важным не вводить в заблуждение нашего союзника». Дабы представители из ССССР не питали ложных надежд, он вручил Молотову памятную записку, из которой «ясно следовало, что хотя мы делаем все от нас зависящее <…> мы не связываем себя обязательством действовать». Он приводит текст этой записки, в которой недвусмысленно сказано о невозможности подтвердить проведение операции, поэтому «мы не можем дать обещания в этом отношении». Последняя фраза была ключевой, и, по словам Черчилля, он не раз обращался к ней, когда «Советское правительство выступало с упреками» или когда «Сталин лично ставил этот вопрос» перед британским премьером
.
Эпизод с памятной запиской является показательным примером искусного использования фигуры умолчания. В своей книге Черчилль привел лишь один абзац из документа, содержащего на самом деле восемь пунктов. В том числе важное упоминание о том, что «мы концентрируем наши максимальные усилия на организации и подготовке вторжения на континент Европы британских и американских войск в большом масштабе в 1943 году». В записке «не устанавливалось никаких пределов для размеров и целей этой кампании», но сообщалось, что «на начальной стадии» она будет выполнена «британскими и американскими войсками в количестве свыше одного миллиона человек»
.
Другими словами, обещание провести масштабную высадку в Северной Франции в 1943 году все-таки было дано, но не было выполнено. «Сокровенной мечтой» Черчилля, как выразился В. М. Фалин, было «взять приз в великой войне малой британской кровью»
. С такой мечтой трудно предпринимать действия, подобные масштабной высадке своих войск на вражеской территории. Но помимо личностных установок на планы союзников влияла и реализация намеченной стратегии.
Черчилль считал, что «Торч», который, по его собственным словам, должен был стать «трамплином, а не диваном»
, в случае успеха открывал перед союзниками большие возможности, в том числе связанные с высадкой в Северной Франции. В конце ноября 1942 года он сообщил Комитету начальников штабов, что считает необходимым подготовить планы высадки на французское побережье: либо в районе Ла-Манша, либо — Бискайского залива. В качестве планируемой даты начала операции он предложил 12 июля 1943 года. Через несколько дней Черчилль направил начальникам штабов развернутое вйдение дальнейших действий: к концу 1942 года — захват Туниса и завершение «Торча», к концу января 1943 года — захват Триполи, к концу марта — вступление Турции в войну, к концу июня — концентрация транспортных судов на Туманном Альбионе, к концу июля — завершение подготовительных мероприятий «Раунд-апа», август, сентябрь — проведение операции
. «Мы должны открыть Западный фронт», — заявил он Алану Бруку в день составления означенного план-графика. Начальник Имперского генерального штаба не разделял взглядов премьера, по его мнению, говорить о «Раунд-апе» было рано. Черчилль же продолжал настаивать, напоминая, что «мы обещали об этом Сталину во время визита в Москву». «Нет, мы (выделено в оригинале. — Д. М.) не обещали», — парировал генерал, считавший, что у Британии хватит сил на войну только в одном регионе, и этим регионом должно остаться Средиземноморье
.
