Вольная авторская трактовка этого эпизода заключалась в том, что в своей книге Черчилль ограничивается приведением лишь трех частей телеграммы Эйзенхауэра, оставляя под сукном четвертую часть с комментарием Айка, который не разделял опасений генерала Александера. Эйзенхауэр, напротив, подчеркнул, что события в Италии носят второстепенный характер по сравнению с предстоящей операцией в Северной Франции. И в этой связи, чем больше немецких дивизий будут использованы на итальянском фронте, тем лучше для «Оверлорда». «Безразлично, что произойдет с нами, если „Оверлорд“ окажется успешным», — резюмирует американский командующий, перечеркивая тем самым все рассуждения Черчилля. Профессор Рейнольдс называет усечение телеграммы Эйзенхауэра «одним из самых вопиющих искажений во всех шести томах мемуаров». Но подобное искажение имело место не только при подготовке исторических сочинений. Сразу после получения сообщения от Эйзенхауэра Черчилль направил документ с аналогичной купюрой Идену, который в тот момент находился на переговорах в Москве.
В марте 1951 года, проверяя рукопись пятого тома, британское Военное министерство отметило, что приведенная в книге телеграмма процитирована не полностью. Как и следовало ожидать, это замечание не было принято к сведению. Однако все тайное становится явным. В случае с усеченной телеграммой хитроумные шаги Черчилля стали известны уже в 1945 году. Глава американской военной миссии в Москве генерал-майор Джон Рассел Дин (1896–1982) располагал полной копией телеграммы Эйзенхауэра, полученной им из Вашингтона. Когда он увидел у Идена вариант Черчилля, то сообщил об этом своему начальству. Генри Стимсон пришел в бешенство, отметив в опубликованном позже дневнике, что этот эпизод лишний раз показывает, «насколько решителен был Черчилль в использовании своих неискренних словоизлияний для того, чтобы воткнуть нож в спину, Оверлорда“». Негодование министра разделили Гопкинс и Рузвельт. Последний нашел поведение британского коллеги «неподобающим». Современные историки менее категоричны, отмечая, что премьер не был в целом противником «Оверлорда» и не выступал за лишение этой операции основных сил. Он ратовал лишь за итальянский сценарий, в угоду которого был готов отложить высадку в Нормандии до августа 1944 года, а также не исключал проведение операции на Балканах ограниченным контингентом британских войск
.
При подобной трактовке обвинения главы британского правительства в том, что он якобы выступал за открытие второго фронта, как только стало понятно, что СССР сможет единолично одержать победу над Германией, рассчитывая тем самым блокировать продвижение советских войск в Европе, несостоятельны. Даже весной 1944 года, когда подготовка к «Оверлорду» шла полным ходом, Черчилль, судя по его расспросам американцев и общению с собственными штабистами, не оставлял надежды, что высадка перенесется, а предпочтение будет отдано иному направлению атаки. По мнению Макса Гастингса, если бы не настойчивость представителей США и непрерывное давление СССР, то операция «Овер-лорд» состоялась бы в лучшем случае в 1945 году
.
Признавая нежелание Черчилля ускорить высадку союзников в Северной Франции, невольно задаешься вопросом, почему даже после того, как стало очевидным, что только массированный удар по Германии сможет сокрушить Третий рейх, британский премьер продолжал отдавать предпочтение периферийной средиземно-морской стратегии перед согласованным и неизбежным «Овер-лордом»? При поиске ответа на этот вопрос первое, на что обращаешь внимание, что в строгом смысле слова средиземноморской стратегии у Черчилля не было. Основу его планов составляла предприимчивость, гибкость, способность извлекать выгоду в зависимости от обстоятельств, своего рода стратегический оппортунизм. «Черчилль отказывался признать, что нам нужен общий план, советуя придерживаться в первую очередь оппортунистической политики», — отмечал в своем дневнике Алан Брук в августе 1943 года
. Это упоминание касалось обсуждения операций в Юго-Восточной Азии, но, по сути, передавало подход Черчилля и на других театрах военных действий. Еще в декабре 1939 года, в бытность своего руководства Адмиралтейством, он указывал, что «наша основная стратегия должна формироваться обстоятельствами»
. В своих мемуарах он развил эти выводы. В третьем томе Черчилль признавал, что в отличие от американцев «мы не считаем, что логика и четкие принципы являются единственным способом принятия решений в быстро меняющихся и не поддающихся описанию ситуациях». По его словам, «особенно в войне британцы придают большое значение оппортунизму и импровизации», вдохновляясь не «фундаментальными решениями», а «разворачивающимися событиями». Приступив к работе над пятым томом, Черчилль вновь вернулся к этой теме, заявив: «Я не могу согласиться с тем, что оппортунизм является пороком». Впоследствии эта фраза была удалена из окончательной редакции, но она более чем показательна. Автор противопоставлял себя Эйзенхауэру, который в своих мемуарах «Крестовый поход в Европу» настаивал, что «доктрина оппортунизма, столь часто находящая применение в тактике, недопустима в стратегии». Ведя незримый спор с американским полководцем, Черчилль привел в пятом томе один из своих документов, в котором встречается следующе высказывание: «Первоочередные тактические нужды должны всегда иметь приоритет перед стратегической политикой». И хотя эта ремарка касается частного вопроса, связанного с воздушными операциями в Италии, она служит наглядным выражением взглядов Черчилля-стратега
.
В свете этой концепции британский политик полагал, опираясь на разведданные, что высадка в Италии приведет к отступлению немцев к Альпам и позволит союзникам одержать быструю победу на Апеннинском полуострове; в свою очередь эта победа окажет огромное влияние на всю расстановку сил в Южной Европе, с учетом содействия партизанскому движению в Югославии и Греции. Казалось бы, все было подогнано идеально. Достоверные данные «Ультра» однозначно сообщали, что немецкие военачальники не намерены усиливать итальянский фронт. Победа была очевидна. Но планам не всегда суждено реализовываться так, как задумано, поскольку приходится иметь дело не только с неконтролируемыми обстоятельствами, но и с человеческим фактором. Гитлер всех удивил, отдав распоряжение командующему войсками в Италии Альберту Кессельрингу (1885–1960) идти на юг вместо севера и дать бой высадившемуся контингенту. Повторился сценарий с операцией в Тунисе, когда неожиданное решение фюрера сражаться за регион изменило предварительные расчеты и ожидания союзников
.
Теперь что касается предпочтения итальянского фронта высадке в Северной Франции. Еще до начала боевых действий в Нормандии Черчилль признавал, что СССР и США являются «двумя самыми могущественными нациями в мире»
. Что же до своей страны, он называл «бедную маленькую Англию» «осликом», зажатым между «русским медведем и американским бизоном»
. Это означало, что роль Великобритании в войне и в геополитике значительно сократилась. А после открытия второго фронта она уменьшится еще больше. Если в момент начала операции доля американских войск составляла 43 %, то к концу войны количество американских войск в Западной Европе в относительном выражении возросло до 65 % против 20 % британцев. Не говоря уже о сравнении с Красной армией, подошедшей к Берлину с востока. В подобном раскладе привлекательность итальянской кампании для премьер-министра объяснялась тем, что три четверти войск на этом участке были британскими, у нее был британский командующий и это был вклад британцев в общую победу. Как заметил Алан Брук, Черчилль «стремился создать исключительно британский театр военных действий, в котором бы все лавры принадлежали бы нам»
.
