На следующий день после переезда в Чекере премьер-министра осмотрели Моран и Брэин. Мнение Брэина было однозначным: Черчилль «восстановился физически на 90 процентов». Невролога, правда, беспокоило, что у пациента, несмотря на быструю поправку, оставалась проблема с концентрацией. «Я не люблю концентрироваться, кроме тех случаев, когда возбужден или раздражен», — заметил на это Черчилль
.
Через неделю после консилиума начался новый этап выздоровления, который был отмечен аудиенцией у монарха в Виндзоре. Шестого августа в Чекере приехала многолетняя подруга Черчилля Вайолет Бонэм Картер (1887–1969). С момента их первой встречи на одном из приемов прошло больше сорока лет. Тогда Черчилль был в возрасте тридцати одного года — он был молод, подавал большие надежды, занимал первый в своей жизни официальный пост заместителя министра по делам колоний. Теперь он возглавлял правительство. Позади остались две мировые войны, многочисленные битвы на политической арене, уход в тень Либеральной партии, которую в свое время возглавлял отец Вайолет Герберт Генри Асквит (1852–1928), а на сцене появились новые политические силы и новые проблемы.
Старый друг произвел на Бонэм Картер благоприятное впечатление. У него был здоровый цвет лица, передвигался он, хотя и опираясь на трость, но «совершенно неплохо». «Ты знаешь, я был парализован, — поделился он. — Я не мог ходить. Я не испытывал боли, просто такое ощущение, будто на одну часть тела положили что-то очень тяжелое. Сейчас я могу пошевелить пальцами рук и ног». Во время ланча Вайолет обратила внимание, что порой ее собеседник говорил с трудом, а его рот «немного искривлялся». Еще она заметила, что время от времени Уинстон «неожиданно и без всякой причины злился, словно испорченный ребенок». Но эти периоды были кратковременны. Перед сеансом массажа Черчилль повел свою подругу к рыбкам, которые содержались в четырех аквариумах. «Вновь я осознала его неизменное детское начало, — записала вечером в дневнике Бонэм Картер. — Его страсть к своим игрушкам»
.
Восемнадцатого августа — спустя восемь недель после злополучного удара — Черчилль провел свое первое после выздоровления заседание правительства. Очевидцы вспоминали, что все прошло хорошо. Премьер сохранял вовлеченность на протяжении обсуждения всех вопросов, отмеченных в повестке дня, а последних было немало. Но несмотря на такие подвиги, Черчилль был еще слаб. Заседание его вымотало. Мэри Соамс была поражена усталым видом и серым цветом лица своего отца
.
Для полного выздоровления требовалось время. Хотя порой Черчилль пребывал в ударе и, как констатировал его врач, выглядел лучше, чем до приступа
. Хорошим признаком было и то, что политик очень быстро вернулся к своему образу жизни. Не только к курению сигар, но и к вкусной еде и напиткам. «Хотя моя болезнь и могла завершиться летальным исходом, даже она не в состоянии лишить меня сытных блюд и пинты шампанского», — сказал он Вальтеру Грабнеру, подливая шампанское себе в бокал
.
В чем же секрет этого человека грузного телосложения с множеством пагубных для здоровья привычек? Сам Черчилль объяснял свое долголетие тем, что он «никогда не стоял, когда можно было сидеть, и никогда не сидел, когда можно было прилечь»
. Своему врачу он признавался, что «не любит стоять, за исключением тех случаев, когда произносит речи»
.
Неужели все дело в том, чтобы отдыхать не после, а до переутомления? Не только. Несмотря на приведенные высказывания, на самом деле наш герой вел довольно активный образ жизни. Он постоянно куда-то ехал, что-то отстаивал, над чем-то работал, к чему-то стремился. Он никогда не останавливался — все время искал и дерзал. Кроме того, Черчиллю повезло. Природа наделила его не только хорошей памятью, цепким умом, но и огромным запасом энергии, которая позволяла ему достигнуть так много в столь многом.
Наглядным подтверждением его жизнестойкости является то, как он проводил время, приходя в себя после инсульта. Несмотря на то что больше всего от удара пострадал мозг, он обратился к одному из своих увлечений, которое требует активности именно этого органа, одновременно и утомляя и разрабатывая его, — к чтению.
Как и большинство людей, склонных к изложению своих мыслей, опыта и размышлений в письменном виде, Черчилль обожал книги. Но нагрузка на политической ниве, а также работа над очередным сочинением, требующая прочтения большого корпуса источников по описываемой тематике, оставляли не так много времени для чтения ради удовольствия. И тем не менее он старался использовать любую возможность, чтобы уединиться с книгой. Так, когда Сесил Скотт Форестер (1899–1966) прислал Черчиллю очередной роман о вымышленном офицере Королевского флота Горацио Хорнблоуэре — «Лорд Хорнблоуэр», политик проглотил это произведение буквально за сутки. В письме автору он указал только на один недостаток — объем. Роман показался ему слишком коротким. «Это упущение, если я могу так выразиться, характерно, по моему мнению, для всех ваших сочинений на эту вдохновляющую тему»
.
Очевидцы вспоминают, что с момента первого знакомства с романами о Хорнблоуэре Черчилль стал верным поклонником этой серии. Книги о вымышленном флотоводце часто можно было найти около его постели. Некоторые из них он перечитывал по нескольку раз, причем с неизменным интересом
. Ему нравился стиль автора, его привлекал приключенческий привкус сочинений, они пробуждали в нем юношеские мечты о героизме, подвигах, борьбе и всевозможных авантюрах.
Но страсть к приключениям была не единственной ноткой, вызывавшей столь теплый отклик в душе политика на сочинения Форестера. Хорнблоуэр живет в эпоху наполеоновских войн. Его образ писался с двух самых известных флотоводцев того времени: Горацио Нельсона (1758–1805) и Томаса Кокрейна (1775–1860). И он стал для Черчилля воплощением британского империализма. «Вы создали персонаж, который вернул из прошлого величие Королевского флота в момент его наивысшей славы, — скажет политик, обращаясь к автору. — Вы не утаиваете и темную сторону той эпохи, но в конце концов мы сражались не только против Наполеона — мы воевали ради того, чтобы наша страна могла занять свое место и предоставлять свои услуги всему миру в следующем столетии»
.
Черчилль был настолько восхищен героем романов Форестера, что даже упомянул его на страницах «Второй мировой войны». В третьем томе он рассказывает, как член правительства Оливер Литтелтон (1893–1972) передал ему один из томиков этого автора. Несмотря на занятость, премьер-министр нашел время в очередном морском путешествии ознакомиться с книгой. После прочтения он телеграфировал Литтелтону: «Я нашел „Хорнблоуэра“ превосходным». Литтелтон курировал ситуацию на Среднем Востоке, и послание премьера прошло через штаб этого региона, вызвав среди руководства переполох. Они подумали, что «Хорнблоуэр» это условное обозначение неизвестной им военной операции
.
В первые несколько недель после инсульта у Черчилля оказалось достаточно времени, чтобы удовлетворить свою страсть к чтению. Его секретари вспоминали, что после того, как гости уходили, премьер ложился в постель и начинал читать «свои романы». «Он обладал способностью отключаться и концентрироваться на чем-то другом, — свидетельствовала Джейн Портал. — Он был полностью поглощен чтением»
.
