Вдруг одна звезда в небе привлекла мое внимание. Она стала неожиданно расти во все стороны, да так быстро, что в это было трудно поверить. Буквально за секунды все огромное небо надо мной покрылось этой сияющей звездой, и стало совсем светло. Я была потрясена. Я стала будить взрослых, спящих рядом, они тоже это увидели, но никто не мог объяснить происходящее. Только потом мы узнали у местных, что в эту ночь была запущена ракета, и как раз в тот момент мы проезжали Байконур. Не знаю, правда это была ракета или нет, но то, что это был район Байконура, – точно. Потом всю свою детскую жизнь я гордилась, что своими глазами видела запуск ракеты в космос! Только кому расскажешь, при каких обстоятельствах, никто же не поверит.
И другой потрясающий случай произвел на мое детское воображение неизгладимое впечатление. Это произошло в походе в Таджикских горах, я была в тройке с каким-то взрослым и ребенком. Водитель подбросил нас до горного селенья, а сам уехал немного дальше, в соседний кишлак, где и собирался ночевать. Он нас очень звал с собой, но нам было не по пути. Вдруг наш педагог обнаружил, что забыл в кузове мешок со своими теплыми вещами. Уже наступила ночь, и он, пристроив нас на ночлег, сказал, что сходит поищет водителя, чтобы забрать вещи. Он вернулся уже под утро, очень уставший и без вещей. Сказал, что ходил-бродил, но, к большому своему удивлению, кишлака не нашел, хотя до него рукой подать. На следующий день выяснилось, что ночью тот кишлак был полностью накрыт скалой. Об этом даже в газетах писали.
Вот такие походные эпизоды нашей огромной жизни отложились в моем детском уме. Я часто потом думала о своем необыкновенном везении.
Сверхлюди и вундеркинды
Нас, как обезьянок, показывали зрителям, приходившим подивиться на метод Столбуна, который из трудных, избалованных, капризных барчуков делает гениальных детей. Мол, мы теперь, благодаря его воспитанию, трудотерапии и лечению, стали взрослыми и самостоятельными человеками, способными выжить и выкрутиться в любой ситуации. Конечно, мы могли: когда тебе не оставляют выбора, начинаешь крутиться так, что мало не покажется. Вот только кто таких педагогов любит и кто к ним возвращается? Ведь заставляя нас становиться такими, как им хотелось, они полностью рушили наши отношения с ними, уничтожали доверие между нами, и в детском сердце оставалось лишь ликование из-за того, что ты выжил (повезло!), и ненависть к взрослым, поставившим тебя в такую ситуацию.
Взрослые не были для нас примером, мы их не уважали, они не вызывали в нас восторга, только страх.
Они не были ни красивыми, ни умными, ни сильными. А тот, кто таким был, вылетал из коллектива со скоростью пробки от шампанского. Как дочка Столбуна Екатерина Викторовна, или тетя Катя.
Режим выживания
Мой опыт путешествий, что поездами, что попутками, сильно мне пригодился, когда уже в 1990-х я много ездила по миру. Я часто попадала в такие ситуации, из которых не всякий бы вышел без потерь, а мне удавалось: у меня просто включался знакомый с детства режим выживания без копейки денег и без единого знакомого, и я всегда добиралась до пункта назначения. Характер мне воспитали, что и говорить. Но как насчет остальных душевных качеств?
В связи с этим вспоминается вот что: когда я, уже будучи взрослой, говорила друзьям и знакомым, что хорошо знакома с трассой и ее законами, меня не раз украдкой спрашивали, не «плечевая» ли я. В первый раз я вообще не поняла, что это значит, я даже и слова такого не слышала. Но потом, узнав, что это работающая на трассе проститутка, я подумала: а действительно, если посмотреть со стороны, то откуда молодая девушка может все это знать? Мир дальнобойщиков абсолютно мужской, а если там и присутствуют дети или женщины, то только с одной целью… Но мне очень повезло, и ничего подобного со мной ни разу не случалось. В этом смысле мое детство было абсолютно невинным, отчего обвинения меня в блядстве звучат еще более абсурдно.
– Сегодня были грязные мысли?
– Нет…
– А голоса?
– Не знаю…
– Что они тебе говорили?
– Не знаю…
– Ты не можешь этого не знать. Просто повтори, что они тебе говорили?
– …
– Ладно, давай руку на пульс.
Работа в колхозах, или трудотерапия
Летом мы работали на колхозных полях. Мы пололи, сажали и собирали, кажется, все культуры, какие выращивают в средней полосе. Даже вязали березовые веники и собирали лен.
Работа на полях была особым жанром. Настоящая трудотерапия.
Нас всех делили на отряды. В каждом отряде от пяти до восьми человек. Во главе – командир, затем его помощник, потом «болото» (два-три человека, шедших на исправление), а в конце – «говно». Я обычно была в конце.
Мы жили либо в палатках, либо в каком-нибудь колхозном бараке. Рано утром вставали и шли работать. На поле устраивалось соревнование, чей отряд быстрее обработает определенное количество грядок. Вставали на коленки, грядка между ногами, и ползли. Когда отряд добирался до конца, все дружно кричали «Ура-а!». Собирая кабачки, мы выстраивались цепочкой и перебрасывали их от одного к другому, чтобы быстрее все собрать и сложить в корзины на краю поля. Во время работы хором пели.
Работали мы как сумасшедшие. Иногда выполняли по три-пять норм за день. Конечно, часто и халтурили, но вкалывали с раннего утра и заканчивали под светом фар приехавшего за нами транспорта. Ехали обратно грязные, уставшие, у меня перед глазами аж круги шли. И все равно все пели.
Песен мы знали много. Много бардовских и патриотических. Мы пели в походах у костра под гитару, пели по вечерам дома, пели в транспорте (за это с нас частенько не брали плату за проезд). Люди нами любовались, так как пели мы хорошо, слаженно, весело и очень искренно.
Когда мы пели песни, нужно было держаться за руки и обниматься. Наши глаза должны были блестеть, а щеки – румяниться. Это считалось показателем отсутствия агрессии.
– Какая-то ты сегодня вялая… на сколько баллов злоба?
Хобот слона, а я – человек
На праздники мы устраивали торжества. Придумывали номера, стихи, песни. Праздники получались веселые, хотя я совсем не помню, чтобы мы как-то отмечали наши дни рождения. Никаких личных поздравлений или подарков ни на день рождения, ни на Новый год, пока я жила в секте, я не получала. Праздники были только общими, хотя дни рождения избранных все же отмечались, причем довольно пышно.
Были два исключительных случая, когда меня вдруг, неожиданно и против обыкновения, выделили в «положительном смысле». Я до сих пор помню это пьянящее чувство счастья, когда ты понимаешь, что ты все-таки иногда не говно, а человек.
Когда мы еще жили в Душанбе и я была маленькой девочкой, второклассницей, в актовом зале нашей школы, где в свободное от учебы время мы репетировали свои спектакли, взрослые решили отпраздновать 23 февраля и 8 марта. На 23 февраля мы, девочки, под руководством взрослых придумали свои номера и показали их мальчишкам. А на 8 марта мальчики предложили игру: каждая девочка должна была написать свое заветное желание и отдать записку им, а они обещали его исполнить. Мне очень понравилась эта затея, и я написала, что хочу покататься на хоботе слона. Мне было ужасно любопытно, как же ребята это осуществят. Я ждала праздника с нетерпением, и меня потрясло, насколько изобретательно они это сделали.
