По словам Суркова, наряду с националистами суверенной российской нации угрожали и олигархи, состоявшие в заговоре с либералами, а последние, в свою очередь, финансировались внешними спонсорами. Все эти люди, обитающие на обочине демократии, медленно разрушали национальные ценности, представляя Россию неэффективным государством и готовя ее к «мягкому поглощению» зарубежными странами через «цветную» революцию: «Что касается мягкого поглощения, это тоже вполне реальная угроза суверенитету. Как это делается, известно: размываются ценности, объявляется неэффективным государство, провоцируются внутренние конфликты. “Оранжевая” технология это вполне наглядно показывает. Не могу сказать, что вопрос этот снят с повестки дня, потому что, если у них это получилось в четырех странах, почему бы это не сделать и в пятой? Думаю, что эти попытки не ограничатся 2007–2008 годами. Наши иноземные друзья могут и в будущем как-то пытаться их повторить. Здесь есть одно лекарство, по большому счету, – формирование национально ориентированного ведущего слоя общества»
[460].
Предельно размытое определение внутренних и внешних врагов «суверенной демократии» помогло сформировать образ опасного «другого», вовлеченного в заговор против нации. Именно «иноземные» акторы представлялись Суркову главной угрозой России, и именно связка между иностранными державами и внутренней российской оппозицией позволила превратить теории заговора в мощный политический инструмент нейтрализации альтернативных политических мнений внутри страны.
Хотя Сурков и подчеркивал, что «многонациональный российский народ» является единственным источником власти в стране, главным воплощением суверенности при принятии политических решений и защите независимости народа выступал Путин. Именно он, демократически избранный президент, создавал базис для формирования суверенитета
[461]. По Суркову, в 1990-е гг. будущее России определялось в Вашингтоне, в то время как появление Путина помогло восстановить справедливость и дало народу возможность обрести настоящего национального лидера. «Путинское», или «подавляющее», «большинство» – придуманное коллегой Суркова Павловским – реализовало свою политическую волю согласно демократическим принципам и избрало легитимного главу государства, а тот помог исполнить мечту россиян и навел в стране порядок.
Любая попытка вмешаться в электоральный процесс означала желание делигитимировать лидера и подорвать внутреннюю стабильность в стране. Любой, кто пытался критиковать Путина, автоматически воспринимался как его враг и угроза Кремлю. Как отметил в интервью того периода Павловский, «существующие российские оппозиционные партии могут работать с внешними силами, чтобы спроектировать революцию против Путина в украинском стиле. Это лишит российскую власть легитимности, в то время как центр принятия решений переместится к другой силе – находящейся вне России»
[462].
Ни Павловский, ни Сурков не говорили напрямую, что за сила заинтересована в делигитимации власти Путина. Как и многие другие высокопоставленные политики, они всегда были очень аккуратны в использовании конспирологических идей. Тем не менее стараниями других авторов, более открыто размышлявших о врагах Родины, любые эвфемизмы, обозначавшие главную силу, противостоящую России, безошибочно указывали на одну страну – США.
Главный «другой» России
Поражение в холодной войне, коллапс СССР и активное продвижение НАТО к границам новой России очень быстро превратили США – бывшего союзника и ближайшего политического партнера начала 1990-х – в противника
[463]. Видя, как быстро тает их влияние в бывших социалистических странах, российские политические элиты утратили иллюзии относительно дружбы с США, а бомбежки Белграда весной 1999 г. окончательно вернули антиамериканизм в разряд основных политических идей.
Несмотря на попытки сотрудничества между Путиным и Бушем в начале 2000-х гг., череда «цветных» революций, приведших к смене режимов в соседних государствах, заставила российские политические элиты увидеть в США воплощение главного и чрезвычайно опасного противника, такого нужного «другого», помогающего понять, кто есть «мы». Ведь единственным выгодоприобретателем происходящих в мире перемен в Кремле считали американцев, стремительно подбирающихся к границам России. Поэтому поиск собственной национальной идентичности перешел в сферу позиционирования России как антитезы США, играющей по новым правилам бизнес-соперничества, а у такой конкуренции цена может быть очень высока – либо глобальное доминирование, либо распад и уничтожение страны. Согласно Суркову, главной целью российского народа должна была стать защита суверенитета от попыток США установить глобальную диктатуру. Выиграв, суверенный народ России смог бы гарантировать себе будущее процветание и великие исторические достижения
[464]. Стремление Суркова усложнить образ Запада в глазах обывателя можно рассматривать как попытку перевести язык теорий заговора в плоскость языка политического. Отчасти она удалась, однако национальной мобилизации и сплочения перед лицом общего врага-конкурента невозможно было бы добиться без демонизации США как главного противника российского народа. Поэтому многие спикеры игнорировали «комплексный» подход серого кардинала Кремля.
Тогдашний московский мэр Юрий Лужков писал о том, как Запад ненавидит Россию по политическим и религиозным мотивам: согласно Лужкову, Россия не заинтересована в финансовом процветании и чтит свои религиозные, православные традиции
[465]. Для председателя Конституционного суда РФ Валерия Зорькина доминирование США в глобальной политике представляло не что иное, как угрозу суверенитету других государств
[466]. «Наиболее опасное “чудовище разума” – великодержавное стремление некоторых политических сил, не считаясь ни с чем, немедленно переделать мир по своему рецепту, насадить порядки, объявленные ими единственно разумными и справедливыми, используя свое, как им представляется, подавляющее интеллектуальное и технологическое превосходство», – писал Зорькин, в очередной раз критикуя внешнюю политику США
[467].
