Чтобы добиться общественной поддержки, патриархат организовал по всей стране молебны, а вокруг храма Христа Спасителя 22 апреля собрал несколько десятков тысяч человек, чтобы помолиться за 30 якобы поруганных икон
[513]. Целью этих «стояний за веру» было продемонстрировать, что большинство населения поддерживает церковь и готово отразить нападки атеистического меньшинства. Обращаясь к пришедшим, патриарх Кирилл подчеркнул, что атака на церковь угрожает единству всей нации
[514]. Телевизионное освещение события демонстрировало готовность «народа» поддержать церковную и религиозную власть в попытках защитить отечество. Телесюжеты рассказывали о верующих, лояльных государству людях, выступающих против какой-либо политической активности. Любые противоречия в оценке произошедшего в храме или вокруг РПЦ за последние месяцы из сюжетов устранялись, чтобы создать впечатление единства народа и властей
[515].
Для описания Pussy Riot и ее сторонников – политически активных и критически настроенных москвичей – телерепортажи использовали конспирологическую рамку, называя их марионетками в руках Запада, разрушающими нацию изнутри
[516]. Бесы, ведьмы, богохульники и провокаторы – вот лишь часть того, что звучало во время медийной кампании по демонизации панк-группы в адрес ее участниц и их сторонников. Последние, в свою очередь, представлялись также как чуждые русской нации сторонники «либеральных ценностей»
[517]. Шестого апреля телеканал НТВ выпустил фильм «Hystera Ænigma», где заявлялось, что члены российского ЛГБТ-сообщества вместе с участницами панк-группы долгое время планировали разрушить храм Христа Спасителя. С помощью монтажа, характерного для «журналистских расследований» НТВ такого рода
[518], авторы подтверждали самые агрессивные и странные обвинения в адрес Pussy Riot
[519]. Проведение разделительной черты между «православным большинством» российского «народа» и меньшинством «сексуальных извращенцев и либералов» играло не только важную роль в социальной поляризации общества, помогая властям получить дополнительную поддержку, но и создавало внутренний образ опасного врага, близко связанного с геополитическими противниками России. В агрессивной манере журналисты, публичные интеллектуалы и политики создавали образ «пятой колонны», активно поддерживаемой Западом.
На примере вышедшей в рамках программы «Специальный корреспондент» на канале «Россия-1» трилогии Мамонтова под характерным названием «Провокаторы» можно понять не только риторические стратегии конспирологической демонизации, используемой российскими журналистами, но и то, как эволюционировал язык теории заговора и как менялись ее элементы в зависимости от приоритета проблемы, решаемой Кремлем. Первый фильм из цикла о Pussy Riot, появившийся в эфире 29 апреля 2012 г., открылся сценами стояния у храма Христа Спасителя и отрывками из ролика группы, снятого в церкви. Изначальный посыл ведущего был однозначным: против православия и российской нации развернута война кощунников, активно поддерживаемых Западом. Обращаясь к аудитории и зрителям, Мамонтов вопрошал: «Что делать будем, люди?»
[520] Прямая отсылка к «людям» – характерный признак популистской стратегии деления общества на лояльный «народ» и чуждых ему врагов. Впрочем, среди «народа» в студии обнаружились многие представители элиты: пресс-секретарь Московской патриархии Владимир Легойда, несколько актеров, журналисты и ученые. Были среди приглашенных и представители силовых органов, продемонстрировавшие вид на жительство в Канаде Надежды Толоконниковой как доказательство того, что она пользуется поддержкой западных спецслужб. Николай Стариков, выступивший в фильме в качестве эксперта, заметил, что, если позволять «богохульницам» осквернять священные русские реликвии, «мы перестанем быть народом»
[521]. Все участники программы согласились, что против России ведется изощренная информационная война, проверяющая на прочность веру и духовные ценности русских людей.
Важная деталь для понимания контекста дела Pussy Riot – оно разворачивалось в разгар самых многочисленных митингов протеста против Кремля, и однозначное послание перформанса группы – это, прежде всего, критика союза секулярных и религиозных властей. «Замутить воду, взбаламутить общество, разделить его, расколоть – вот чего хотели добиться организаторы этой страшной провокации. Для них нет ничего святого. Не получилось в декабре-январе, взялись за самое святое, что есть у народа, – за церковь»
[522]. Мамонтов, как и многие другие спикеры, лояльные церкви и Кремлю, в своих выступлениях проводил четкую грань между настоящим «народом», которому чужды неправославные ценности, и протестующим меньшинством, активно подрывающим стабильность и безопасность всей нации. Именно конспирологическая интерпретация содеянного Pussy Riot позволила представить участниц группы и их сторонников союзниками Запада и врагами нации. В данном случае теория заговора сработала как мощная мобилизующая сила в поддержку правящего режима и позволила в короткие сроки создать пусть и риторическое, перформативное, но единство народа, церкви и власти.
