Постепенно образ Путина приобретал черты уникальности: от него ожидали объединения разных социальных групп в одну нацию, а для общества был подготовлен «План Путина» – сборник абстрактных прожектов, которые должны были быть реализованы при Путине – премьер-министре
[607]. Эта инициатива, не имевшая продолжения, была призвана продемонстрировать преемственность политики Кремля и после ухода Путина в 2008 г. Не меньшее значение придавалось сохранению суверенитета России – права независимо определять курс политического развития. Лидеры «Единой России», которая должна была одержать безусловную победу на выборах 2007 г. и закрепить гегемонию в парламенте, постоянно подчеркивали уникальность «русской цивилизации» и ее отличие от Запада. Один из тогдашних лидеров единороссов Андрей Воробьев заявил, что сохранение суверенитета – один из приоритетов плана Путина: «Мы признаем, что мир глобален, и мы живем в XXI веке, где не существует границ. Вместе с тем мы, конечно, будем иметь право на собственное развитие, ведь демократия – это власть народа, но демократия в России – это власть российского [выделено мной. – И.Я.] народа, что, собственно говоря, мы сегодня и наблюдаем»
[608]. Таким образом, Воробьев подчеркнул, что россияне имеют возможность принимать политические решения, в отличие от стран, где внешние силы, устроив «цветные» революции, лишили народ этого права. С этой позиции образ Путина обрел значение защитника простых россиян от мировой гегемонии США.
Накануне выборов в Госдуму Дугин заявил, что величайшим достижением Путина стало следующее: «…была восстановлена территориальная целостность государства и, соответственно, предотвращен развал России, Россия стала державой, с которой все опять считаются, как раньше, как всегда»
[609]. Глеб Павловский развил эту идею, придав образу Путину глобальный масштаб: «Если у России есть мировая миссия, то это не “усиление” и не “возвращение былого влияния”, а успешное сдерживание США. Любые действия России в этой области, даже не будучи публично одобрены (мало ли, как и куда оно повернется), будут молчаливо поддержаны большинством человечества, не исключая его западной части. Если угодно, Путин нашел уникальную нишу невысказанного “мирового спроса” на определенную политику – и ринулся в эту нишу. Но понятно, что реакция США на сдерживание не будет легкой и дружественной. “Технический президент” не смог бы держать удар»
[610].
Кампания 2007–2008 гг. свелась к одной основной идее: НКО, иностранные наблюдатели и политики из 1990-х хотят возврата к хаосу пореформенной России, тем самым желая вернуть Западу контроль над российской политикой. В случае поражения Путина в Россию вернутся «лихие 90-е» (фраза, которая также была введена в политический лексикон во время предвыборной кампании). Задачей «Плана Путина» было разделить общество на большинство, лояльное уходящему президенту и кремлевской политике, и меньшинство, предательски ненадежное и стремящееся подорвать стабильность и суверенитет, который Россия завоевала в 2000-х именно благодаря лидеру страны.
В условиях важной политической кампании ведущие российские политики того периода, обычно более сдержанные в заявлениях, начали активно использовать теории заговора, чтобы очернить оппонентов Кремля. В статье в «Российской газете» Борис Грызлов, председатель «Единой России», прямо утверждал: «Современная Россия – это Путин. “Россия без Путина” – это Россия без руководства, Россия без воли. Россия, которую можно делить и с которой можно делать все что угодно. Россия как добыча»
[611]. Грызлов звучал алармистски: «доброжелатели» сделают все, чтобы Россия вернулась к хаосу 1990-х, однако политическая элита Путина сумеет сохранить национальную независимость страны и не даст стране свалиться в экономическую катастрофу»
[612]. Так же как у Воробьева и Дугина, в поле зрения Грызлова были НКО, политики из 1990-х и подстрекатели «цветных» революций из-за океана: «Настала пора напомнить: мы – Россия. Сценария, когда в “общественные” организации, действующие на территории страны, закачиваются деньги для дестабилизации обстановки, здесь не будет. Право российских граждан решать судьбу своей страны не продается. Убежден: любая попытка спровоцировать обострение обстановки в стране будет неудачной попыткой. И более того – позорной для ее организаторов. Но исключать возможность таких попыток все еще нельзя. И это – еще один вызов»
[613].
Удивительным образом голоса провластных элит совпали с голосами многих российских националистов. Комментируя «План Путина», Дугин традиционно обрисовал мир в банальной дихотомии Россия – Запад, раскритиковав либеральные элиты 1990 гг. «Личная заслуга Путина в том, что он не послушался политических элит, которые были исторически ориентированы антинародно, особенно на первом этапе его правления. Он не послушал различные фонды, которые вели его в сторону Запада, толкали в сторону ультралиберализма, в сторону русофобии, в сторону самоубийства его самого, его курса, страны и народа. Он не послушался этих элит, а послушался голоса истории, голоса народа и голоса геополитики. Поэтому курс Путина объективный, единственно возможный, единственно разумный»
[614].
Второго октября 2007 г. на съезде «Единой России» Путин официально занял пост председателя партии, что позволило прокремлевским спикерам утверждать, что парламентские выборы превратились в референдум поддержки Путина. Теперь он представлял не просто ведущую партию: выбор партии в декабре 2007 г. означал выбор между путями России. Поддержка Путина – с точки зрения прокремлевских спикеров – означала патриотизм и заботу об интересах простого народа. Предвыборная кампания была сфокусирована на репрезентации Путина как исполнителя воли этого «народа»: на съезде «Единой России» одной из первых выступила ткачиха из Иваново Елена Лапшина, попросившая Путина остаться на третий срок
[615]. В то же время против Путина и в поддержку других партий выступало якобы жадное до власти меньшинство «либералов из 1990-х», поддерживаемое Западом.
