— Понимаете, — волнуясь, говорила Мариста, — за время войны цены так выросли…
— Мне кажется, пенсионеры в других моих владениях получают больше, чем здесь, — заметил граф. — Разумеется, я это выясню.
— С вашей стороны это было бы очень.., любезно.
Решив, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, Мариста попросила графа заехать на ферму Джонсонов.
Они услышали тот же самый мрачный рассказ, которому Мариста и Летти внимали каждый день: о том, что Джонсоны не могут позволить себе нанять помощников, пока их сыновья на войне, что крыша течет и некому ее починить.
После того как они покинули ферму, граф сказал:
— По-моему, самое время перекусить. Я, честно признаться, проголодался и с удовольствием выпил бы вина.
Мариста смотрела на него в недоумении.
Ей понравилось, как он терпеливо выслушал миссис Джонсон, и хотя Мариста не знала, что он сказал в ответ — она вернулась к фаэтону, поскольку сочла весьма нетактичным подслушивать, — она видела, что и старый фермер, и его жена прощались с графом, радостно улыбаясь.
«Быть может, я слишком придирчива», — Подумала она.
Мариста показывала дорогу и, руководствуясь ее указаниями, граф отвез их приблизительно за две мили от замка, туда, где родители, когда она была маленькая, любили устраивать пикники.
Это были руины древнего монастыря; часть стен и монастырский дворик еще сохранились.
В центре находился колодец, из которого монахи брали воду.
Обросший мхом и увитый плющом, он выглядел весьма живописно.
Грум разложил ленч на большой мраморной плите, укрытой от ветра и сторонних глаз обломком стены.
Граф снял шляпу и сел на один из камней, которые много лет назад сэр Ричард Рокбурн расставил вокруг плиты, выполняющей роль стола.
— Ненавижу завтракать на голой земле! — заявил он тогда. — И поскольку мы постоянно будем наезжать сюда, надо все устроить с комфортом.
Мариста рассказала об этом графу, и он заметил:
— — Ваш отец был весьма здравомыслящий человек. Я тоже не люблю есть стоя.
Мариста рассмеялась.
— Хорошо, что вы не древний римлянин: лежа на скамье, нельзя пользоваться ножом и вилкой.
— Я думаю, скамьи пригодились позже, когда в обычай стали входить оргии.
Мариста вспыхнула: память услужливо подсказала нелицеприятные слухи, на основании которых она решила, что граф непременно будет устраивать оргии в замке.
Он заметил ее смущение и полюбопытствовал:
— Что вам известно об оргиях, Мариста? Не думаю, что это подходящее чтение для юных, невинных девушек.
Мариста покраснела еще больше.
— Вероятно, так же, как Летти сочла меня Людоедом, — продолжал тем временем граф, — вы вообразили меня распущенным римским императором, вроде Нерона.
Граф был недалек от истины, и Мариста боялась встретиться с ним взглядом.
— И откуда же в вашей головке ваялись эти мысли? — допытывался граф.
— Я думала.., не совсем так, — пробормотала Мариста, — но немножко.., совсем немножко.., похоже на это.
— Я и понятия не имел, — раздумчиво произнес граф, — что моя репутация достигла Суссекса и непосредственно вас.
— Это всего лишь наши с Летти фантазии, — потупилась Мариста. — Мы ненавидели вас и, естественно, выдумывали про вас всякие ужасные истории.
— А теперь, когда вы со мной познакомились, я выгляжу в ваших глазах хуже или лучше, чем вы ожидали?
— Сегодня, когда вы вошли и.., спасли меня от… лорда Дэшфорда, я подумала, что вы подобны рыцарю в сверкающих доспехах.
Мариста помолчала, а затем добавила с укоризной:
— Только я немножко…, разочарована, что вы не сразили дракона!
— Не волнуйтесь, — ответил граф, — я сделаю это позже!
Когда они закончили есть, Мариста воскликнула:
— Это было восхитительно вкусно!
Граф подлил шампанского в ее бокал и наполнил свой.
— Вы должны сказать об этом моему повару. Он все жаловался, что ему не дали достаточно времени, дабы приготовить еду так, как ему бы хотелось.
— Просто не верится, что могло быть еще вкуснее, — пожала плечами Мариста.
В эту минуту она поймала себя на том, что даже не чувствовала вкуса еды, так как была целиком поглощена разговором с графом.
Они почти все время спорили, и этот спор напоминал трудную, но увлекательную партию в шахматы.
Она испытывала неведомое ей удовольствие, даже не подозревая, как искрятся ее глаза, когда она ловила графа на противоречии или находила неопровержимый аргумент в свою пользу.
Граф снял шляпу, и Мариста сделала то же самое. Живя в глуши, она привыкла ходить с непокрытой головой.
Волосы ее имели более темный оттенок, чем у Летти, но когда солнечный луч коснулся их, они заполыхали, окружив девичье лицо теплым сияющим ореолом.
В отличие от сестры Мариста не стала придумывать себе замысловатую прическу, ограничившись обычным шиньоном: ей просто не хотелось возиться.
Но оказалось, хоть Мариста и не задумывалась над этим, что шиньон весьма удачно подчеркивает совершенство черт и свежесть юного лица, на котором ее глаза казались огромными; когда она улыбалась, они словно освещались изнутри, и она становилась похожа на девочку.
Она была стройной и тоненькой, скорее даже худой, и граф понимал, что эта худоба объясняется ее образом жизни.
Он не замечал ничего фальшивого или нарочитого ни в ее жестах, ни во взгляде, ни в голосе.
Она была абсолютно естественна во всем.
— Я думаю, нам пора ехать дальше, — сказала Мариста, когда граф допил шампанское.
— Зачем спешить?
— Мне еще многое нужно вам показать.
— Не обязательно делать все в один день.
— Но вы, может быть, возвратитесь в Лондон, а я потом буду корить себя за то, что не обратила ваше внимание на нечто особенно важное и из-за меня вы об этом забудете.
— Если вы решили взвалить мои грехи на свои плечи, Мариста, то, боюсь, это бремя окажется для вас слишком тяжелым.
Решив, что он намекает на ее чрезмерную самонадеянность, Мариста отвернулась и тихо промолвила:
— Я не хотела.., оказаться навязчивой, и вы должны.., простить меня, если я.., утомила вас.
— Я этого не говорил.
— Но, вероятно, вам скучны подобные беседы, и Летти рассердится, если из-за меня вы уедете слишком скоро.
— Так Летти хочет, чтобы я остался!
— Конечно, — подтвердила Мариста. — В то же время я думаю, это.., не очень разумно, и я.., хотела бы попросить вас кое о чем… Если мне будет позволено…
