Все это хорошо. Смущало барона одно: Данетц поручил Трио подарить герцогине ребеночка, но Луззи отослала эсквайра. Поторопилась. Кто отец будущего малыша? Влюбленный граф? Это спутает всю задумку! Удобнее иметь единственного хранителя обеих тайн: и брака, и рождения наследника. Не только единственного — верного. Трио годился в отличие от Солуу. Данетц невольно вспомнил горящие страстью глаза Приэмма, когда тот, выиграв поединок, дерзнул требовать свидания с Луззи. Именно требовать! Мальчишка. Возомнил, что его заступничество за честь девушки, дает особые права на нее. Кому нужны его подвиги? Уж не барону, точно. Он давно не обращал внимания на пустобрехов, обожающих трепать чужие имена во время светской беседы. Желанная цель куда важнее впечатления произведенного средствами ее достижения. Как Луззи, так и позволивший использовать себя против собственного сюзерена граф, были средствами. Данетц хотя и пообещал Приэмму руку Луззи после смерти Эдуана, не мог допустить союза вдовы с кем бы то ни было. Не для того он затевал многоходовую интригу, чтобы опекуном новорожденного герцога стал новый супруг его матери!
Следовало запретить племяннице выходить замуж, пригрозить как-нибудь. Она, пожалуй, послушается. Однако не стоит забывать об отцовских чувствах графа. Что, если тот вздумает бороться за сына? Солоу придется убить. Не сейчас. Пока он должен руководить гарнизоном, но ко времени, когда Луззи родит, и сам барон приедет в замок, жизнь Приэмма должна оборваться.
Данетц с трудом поднялся из-за стола. Помял пальцами затекшую шею, повернул голову в одну, в другую сторону, чувствуя щелчки в позвонках. Скорей бы все завершилось! Годами ждал он часа мести, убежденный, что станет наслаждаться каждым шагом к этой цели, а вот теперь устал. Барон оперся на спинку стула, замер, глядя в окно. Вспомнил тот день, когда отправлял Луззи в Эдунский замок. Рассказал ей тогда о совершенной трагичной ошибке. Понимает ли двчонка, как тяжело терять любимого человека? Ну ничего, скоро поймет. Данетц снова уселся, взял лист бумаги, записал предстоящие задачи, пронумеровав их. Как бы чего не упустить.
По его замыслу, Трио отправится в замок незадолго до дня предполагаемых родов якобы для подготовки детских покоев. К тому времени барон купит в Эду дом, где и предстоит увидеть свет будущему герцогу Эдуану. Когда юная вдова с дядей и сыном переедет в замок, Приэмм уже воссоединится со своим сюзереном в лучшем мире.
Данетца немного огорчала необходимость уехать из Колуи. Он привык наблюдать за жизнью королевского двора, мелькать время от времени в свете, смущая вельмож угрюмым видом. Теперь он рисковал превратиться из важной персоны в призрак, неприятное воспоминание. Как бы ни хотелось остаться здесь, придется первое время жить в замке. Спустя год или два барон надеялся вернуться в Колуи вместе с Луззи и ребенком, охрану границ они поручат эсквайрам Трио и Хэшу.
До отъезда в замок Данетц намеревался сделать несколько важных визитов, посетить скачки, театр, ежегодный королевский бал. Он успел сообщить королю о венчании племянницы с герцогом Эдуаном, теперь принимал поздравления светских лиц и попутно делился радостным известием о скором рождении внука.
Этим вечером предстояла поездка в театр. Столицу переполняли слухи о необыкновенном голосе новой примадонны по имени Лилия. Это та самая Милтина, которую Данетц осенью выпроводил в Колуи, пригрозив убить, если она вернется к Эдуану. Девочка оказалась умной, сразу согласилась. В Колуи за ней присматривал Хэш. Милтина вела уединенную жизнь. Никаких попыток сообщить о себе герцогу за все прошедшее время не предпринимала. Даже имя сменила, как потребовал барон.
На представление барон Данетц приехал в сопровождении Хэша. Тот не из любви к искусству, а по необходимости стал заядлым театралом. За Милтиной следили, не особенно прячась, чтобы у девчонки не возникало даже мысли передавать через поклонников весточки в Эду.
Барон уселся в снятой на весь сезон ложе. Спектакль пока не начался, разряженные зрители беспорядочно перемещались в проходах партера, собирались кучками, перешептывались, кланялись знакомым. Данетц в обрамлении обитых темно-красным бархатом барьеров выглядел собственным парадным портретом. Он застыл, сохраняя невозмутимое выражение лица, и вслушивался в разговор двух малознакомых дам из соседней ложи. Внимание барона привлекло неоднократное упоминание имени Виктоу.
— Вы думаете, дорогая, этот сумасшедший ученый будет добиваться аудиенции его величества? — возмущенно говорила пожилая, нарумяненная сверх меры графиня, — да как ему в голову пришла такая дерзкая мысль!
— Почему сумасшедший? Он, говорят, открыл что-то, — возразила дама помоложе.
— Помилуйте! Что можно открыть в этой глуши? В Эду? Все здравомыслящие люди стремятся в Колуи!
— Так и он приехал сюда, как видим.
— Не знаю, за тем ли он приехал, — графиня понизила голос, барон вслушивался, разбирая слова в общем говоре, — моя невестка, она вхожа к ее величеству, поделилась некоторыми сомнениями.
— Какими же?
— Виктоу ищет встречи с родственницей короля… Ну, вы понимаете о ком я…
«О ком она?» — заинтересовался Данетц, но узнать ответ ему не пришлось.
Подняли занавес, в зрительном зале потушили почти все свечи, зрители всколыхнулись аплодисментами и замерли. Представление началось.
Происходящее на сцене действие не увлекало барона, он рассматривал партер и ложи, выбирая, с кем переговорить в антракте. Неожиданно обрушился шквал рукоплесканий, Данетц вздрогнул и обернулся к сцене. Одетые эльфами артисты катили тележку в виде лилии, из которой показалась фея. Скрытая по плечи лепестками из тончайшего атласа красавица запела. Руки ее легкими стрекозами порхали над искусственным цветком, корона в пышных волосах сияла в свете рампы. Барон заслушался. Мягкий, ярко окрашенный тембр обволакивал, завораживал, теребил внутренние струны слушателей, отзывавшиеся с необъяснимой готовностью. Данетц вспомнил супругу, ее грустные глаза, печальную улыбку. Дрогнул, услышав в тясячный раз робкие оправдания, мольбы, затихающий, теряющися в минувших годах шепот. Ария Лилии закончилась, над рядами кресел вновь взлетели аплодисменты, Данетц с удивлением обнаружил, что лицо его мокро от слез. Ему потребовались долгие пять минут, чтобы вернуться в обычное невозмутимо-высокомерное расположение духа.
В антракте барон гулял по фойе, раскланивался со знакомыми, в коротких беседах делал намеки о скором отъезде в гости к племяннице, которая вот-вот родит.
Этим цель вечера исчерпывалась, сразу после приглашающего в зал звонка Данетц покинул театр. Воспоминания растревожили. Барон поехал к фамильному склепу навестить почившую супругу.
Лишь спустя три дня Данетц вспомнил разговор, подслушанный в ложе театра. Барон призвал эсквайра:
— Известно ли тебе, зачем секундант герцога пожаловал в Колуи?
Хэш пожал плечами, не сумев скрыть раздражения: ему поручена Милтина, с приглядом за певичкой он прекрасно справляется, но следить за всеми эдунцами, объявившимися в столице, задача непосильная.
