Она умела контролировать вещи, но люди сбивали ее с толку.
Мэтт, Броганы — все они хотели ее доверия.
Они не понимали, что она просто не умеет доверяться. Ей было легче сбежать.
Так было.
Но за последний год все изменилось. Она сама изменилась. И вот теперь канун Рождества, Мэтт сидит рядом с ней на диване, и она чувствует непривычную, не физическую близость с ним.
И не знает, что с этим делать.
Ди‑Эй повернула голову, чтобы посмотреть на Мэтта. Ей по‑прежнему хотелось поцеловать его. Но она не могла.
Это был реальный мир, а не сказка, которая скоро кончится, прекрасный принц не закроет за собой дверь гостиничного номера, оставив ее в привычном и уютном одиночестве. Мэтт был здесь, в Бостоне, а значит, за этим поцелуем последуют ужины, завтраки и многое другое, и вскоре ей придется перестроить всю свою жизнь под него, чтобы сделать его счастливым, идти на все, что угодно, лишь бы он продолжал любить ее. Ей придется раздавить собственные потребности и чувства в надежде удержать его.
Уж лучше оставаться одной, независимо от того, что она думает и чувствует. Она понимала, что из‑за родителей у нее искаженное представление о любви, но она ничего не могла с этим поделать. Она просто избегала отношений… И то, что она чуть не разрушила дружбу, длившуюся четверть века, это только подтверждает.
— О чем вздыхаешь? — спросил Мэтт, глядя на нее.
Ди‑Эй пожала плечами и сказала первое, что пришло в голову.
— О близняшках. Думаю, как с ними помириться.
— Они просили передать, что приглашение на каток все еще в силе.
Ди‑Эй закатила глаза.
— Это ужасно! Они знают, что я едва стою на коньках.
На самом деле это была ее очередная маленькая уловка, чтоб не принимать участия в рождественских забавах Броганов.
— Я тоже туда собираюсь, — сказал Мэтт, улыбаясь.
Она хотела улыбнуться в ответ, но сдержалась.
— Может быть, лучше, если мы будем держаться друг от друга подальше, Мэтт?
Мэтт долго смотрел на нее. У Ди‑Эй было ощущение, что он пытается разобраться в ней, разложить ее на части, чтобы изучить и понять. Когда он снова заговорил, его тон был мягким, но настойчивым.
— Лучше давай попробуем найти новую форму общения и начнем прямо завтра. Я научу тебя кататься на коньках. И мы попробуем стать теми, кем никогда не были, — попробуем стать друзьями.
Глава 5
Мэтт давно ушел, а Ди‑Эй все сидела в темноте, глядя на рождественские огни за окном.
После долгих лет горячего и страстного секса и веселья Мэтт решил попробовать стать друзьями… Как он себе это представлял? Что она сможет забыть, как воспламеняется ее тело от одного его взгляда, от одного прикосновения? Как она может быть его другом, если в его присутствии только и думает, что о поцелуях и обнаженных телах. После всего, что между ними было, как она могла сдерживать свои желания, отказаться от тех ощущений, которые испытывала с ним?
Все это так, но ведь Мэтт приехал не на одну ночь и не на уик‑энд. Он будет здесь и на следующее утро, и на следующий день, и на следующую неделю. Он больше не был частью ее мечты — он стал частью ее повседневной жизни, и она не знала, как быть с этим.
Мэтт предложил свое решение: попробовать стать друзьями.
Но прежде чем она заведет новую дружбу, ей надо восстановить старую.
Ди‑Эй включила телефон и отправила близняшкам сообщения:
«Мы можем поговорить? Жду через пятнадцать минут на кухне».
Обе ответили утвердительно, но Ди‑Эй внезапно запаниковала. Она уговаривала себя, что ей нечего бояться. Если даже они на нее сердились, они никогда не ругали и не унижали ее. Она не видела от них ничего, кроме любви. Ди‑Эй могла им довериться. Она могла это сделать. Она должна была это сделать.
Она схватила телефон и набрала номер Калли.
— Да, детка?
Мать троих детей, Калли всегда отвечала так по телефону, кто бы ни звонил. Ди‑Эй почувствовала, что расслабляется и успокаивается.
— Привет, Калли!
— У тебя что‑то случилось? — спросила Калли обеспокоенно. Несмотря на то что всем ее детям было под тридцать, материнский инстинкт Калли не отключался ни на минуту.
— Нет, ничего особенного, но мне нужно поговорить с тобой. И с близняшками тоже.
— По шкале от одного до десяти?
Прямо как в детстве! Все дети округи бегали к Калли за советом, поэтому она разработала систему для фильтрации подростковых проблем. От одного до трех — через три месяца все это не будет иметь значения. От четырех до семи — важно. От восьми до десяти — вопрос всей жизни.
Ди‑Эй вздохнула.
— Двенадцать.
— Буду через пять минут! — отчеканила Калли, не задав ни одного вопроса.
Ди‑Эй спустилась в кухню и застала там обеих близняшек. Не сказав ни слова, Джули достала три бокала, а Дарби выбрала бутылку французского вина.
— Ваша мама едет сюда, — тихо сказала им Ди‑Эй. Никто не ответил. Джули просто достала еще один бокал, а Дарби налила вина. Они так и молчали, пока не распахнулась задняя дверь и в кухню не влетела Калли, на ходу стягивая кашемировое пальто и перчатки. Она сразу рухнула на стул и протянула руку за бокалом.
— Что происходит и что я пропустила?
Глядя на Калли, Ди‑Эй недоумевала, как эта женщина могла называть себя старой и толстой. Да, она не была тростинкой и в свои сорок восемь не выглядела на тридцать, но все же она была одной из самых привлекательных женщин, каких только видела Ди‑Эй.
Ее собственная мать была общепризнанной красавицей, безупречно стильной и ухоженной, но Калли очаровывала другим — теплотой, харизмой и природным обаянием.
Неудивительно, что, по слухам, с ней флиртует сам Кофейный Мачо.
Три пары глаз нетерпеливо уставились на Ди‑Эй. Она глубоко вздохнула.
— Я скрыла от вас одно очень важное событие в моей жизни.
Так. Еще один вдох.
— В начале года я забеременела от Мэтта. У меня был выкидыш.
Калли охнула.
— Детка, мне так жаль.
— Я прошу прощения, что не сказала вам об этом. Я должна была.
Еще один вдох.
— Я вчера говорила, что не хотела ранить Дарби…
Дарби порывалась что‑то сказать, но Ди‑Эй жестом попросила ее помолчать.
— Но я понимаю, что с моей стороны это только отговорка. Просто мне легче держать какие‑то вещи при себе, тогда я могу их не замечать. Я не умею… рассказывать о себе. И дружить, наверное, тоже не умею…
