Тут все трое попытались что‑то сказать, но Ди‑Эй опять подняла руку.
— Не умею, но буду очень стараться. Отчасти ради вас…
Джули вскинула бровь:
— Только отчасти?
— А также потому, что мы с Мэттом решили попробовать стать друзьями.
— Друзьями с Мэттом? — удивилась Дарби.
— Это было взаимное решение, — сказала Ди‑Эй, с вызовом глядя на них. — После того, что произошло в прошлом году, наши отношения не могли быть прежними. Но мы подумали, что они могут быть… новыми.
— Невозможно дружить с бывшим любовником! Но идея кажется любопытной, — рассмеялась Джули, потом серьезно добавила: — Мы поговорим о нем позже (кстати, он нереально сексуальный, даже сексуальнее, чем я думала), но сначала я должна сказать вам одну вещь. Ди‑Эй, ты самая независимая женщина, которую мы знаем, и это о чем‑то говорит, потому что мы и сами очень независимые. Мы знаем, как ты нам предана. Ты горы ради нас свернешь, даже если мы тебя об этом и не просили. Ты умеешь отдавать, но пришло время научиться и получать тоже. Мы знаем, что тебе трудно делиться своими переживаниями, но ты не должна отгораживаться от нас, особенно когда тебе тяжело. Мы знаем, что ты считаешь, что должна справляться со всем сама и в одиночку, но давай покончим с этим, прямо здесь и сейчас. По поводу вчерашнего ультиматума — забудь. Мы просто злились на тебя и хотели привлечь твое внимание. Мы никогда‑никогда тебя не бросим, надеемся, ты это знаешь.
Глаза Калли сузились.
— Вы что, поставили ей какой‑то ультиматум? Вы грозились бросить ее?!
Джули и Дарби заерзали на своих стульях.
— Дарби ведь объяснила: мы злились на нее, — сказала Джули.
Глаза Калли оставались холодными.
— Проблема близких отношений в том, что тот, кто знает тебя лучше всего, лучше всего знает и твои уязвимые места. Очень гадко с вашей стороны было использовать это против Ди‑Эй. Я очень разочарована!
Ди‑Эй мечтала провалиться сквозь землю. Когда она затевала этот разговор, то меньше всего хотела столкнуть Калли с дочерьми. Вот что выходит, когда она пытается поговорить с кем‑то по душам.
— Мама, Ди‑Эй знает, что мы пытались… — запротестовала Дарби.
— Довести ее до истерики? — не унималась Калли. — У нее отец ушел в канун Рождества! И Фенелла всегда угрожала сделать то же самое!
Дарби вскочила со стула и кинулась Ди‑Эй на шею.
— Прости, милая, я не подумала!
Ди‑Эй душили слезы, но она погладила Дарби по руке, другой обняла Джули.
— Все хорошо, девочки. Вы были правы. Я должна была вам довериться.
— Ты могла им довериться, — поправила ее Калли. — Хорошо, что ты это понимаешь.
Ди‑Эй кивнула. Она знала, как ей повезло, что в ее жизни были такие удивительные женщины, всегда готовые встать на ее сторону. Но у нее по‑прежнему не было слов, чтобы выразить это.
— Я люблю вас, — выговорила она дрожащим голосом. — Люблю вас всех. Но, может быть, вы не будете заставлять меня принимать участие во всей этой рождественской ерунде?
— Будем! — хором сказали Калли, Джули и Дарби. Ну и ладно. Оно того стоило.
Джули снова наполнила бокалы, и они чокнулись.
— Могу я сказать правду? — спросила Дарби.
— А ты что, можешь сказать неправду? — привычно съязвила Джули.
Но Дарби продолжала, обращаясь к Ди‑Эй:
— Стала бы я завидовать, узнав, что ты беременна? Да, конечно. Было бы мне больно? Да, возможно. И я думаю, это нормально. Это всего лишь мои эмоции, с этим я разберусь. Я знаю, что когда‑нибудь у вас обеих будут дети. И я рада быть рядом с вами, рядом с ними. Я хотела бы принимать участие в их жизни. Пожалуйста, позвольте мне это. Не вычеркивайте меня.
Ди‑Эй одной рукой утирала слезы Дарби, другой — свои.
Дверь открылась, вошел Леви. Он остановился, посмотрел на четырех плачущих женщин, взял со стола пачку салфеток. Он вырос среди женщин, среди их слез. Поэтому он молча брал их за подбородок и вытирал слезы. Потом выкинул мокрые салфетки и сказал:
— Вино, рыдания, объятия. Что случилось?
Мэтт сталкивался с отпетыми преступниками и продажными юристами, с сумасшедшими судьями и жестокими полицейскими, но никому из них не удавалось вывести его из равновесия. Во‑первых, он знал, что закон на его стороне. Во‑вторых, он знал, как его обойти.
Но сейчас, стоя на пороге дома Броганов, он колебался.
Он получил сообщение с приглашением на обед от Дилан‑Энн и вот теперь застыл с поднятой рукой, не решаясь постучать.
У Мэтта не было привычки к семейным обедам. В его семье они всегда были унылыми: мало еды, много выпивки и постоянные ссоры. У его родителей вечно не было работы, денег, времени на готовку. У дедушки с бабушкой стол ломился от еды, но никто ни с кем не разговаривал.
Можно сказать, что даже его дочери, которую он еще не видел, в этом смысле повезло больше, чем ему. Из ее писем он понял, что приемная семья Эмили была очень дружной. У нее были двое младших братьев, тоже усыновленных, несколько собак, успешный папа, который обожал ее, и мама, посвятившая себя семье. Мэтт не уставал благодарить судьбу, что она росла в нормальном доме, в семье, которая ее любит.
Он жил в бедной семье. Потом жил в богатой и стабильной семье. Но и там и там его едва терпели и большей частью игнорировали.
Но сейчас ему предстояло встретиться с нормальной семьей, а он не вполне представлял себе, что это такое.
И к тому же ему придется скрывать свое отношение к Ди‑Эй. Да, он сам предложил ей быть друзьями, но… Разве он мог быть ей другом, если при взгляде на нее ему сразу хотелось сорвать с нее одежду? После стольких лет ошеломительного секса как он мог видеть в ней только друга?
— Мэтт!
Мэтт очнулся и увидел, что входная дверь открыта, а Ди‑Эй стоит на пороге, ожидая, когда он войдет. Сейчас ее кожа не была такой бледной, а глаза — такими грустными, как в их последнюю встречу.
Он всегда любил ее глаза. Именно они произвели на него впечатление, когда Мэтт впервые увидел Ди‑Эй семь лет назад. Их глаза встретились, и его молодое и глупое сердце чуть не выскочило у него из груди.
Так же, как сейчас.
На ней были джинсы и простая белая футболка — обычная одежда для семейного обеда. Но выглядела она в ней так же шикарно, как голливудская звезда на красной дорожке. Джинсы плотно облегали ее бедра… О черт!
Они друзья, и только друзья!
Ди‑Эй протянула ему руку. Мэтт пожал ее. Вполне обычный дружеский жест, если не замечать искры, пробежавшей между их руками. Она нерешительно улыбнулась.
