Она пожала плечами и откинулась на спинку стула.
— Ну извини. Я прежде всего думаю о своей карьере — профессиональной и политической.
— Нет, мама, ты прежде всего думаешь о себе. И так было всегда.
— Прекрати этот спектакль, Дилан‑Энн.
— Посмотри на меня, мама. Я — партнер в стремительно развивающейся фирме. Я хорошо зарабатываю, меня уважают мои сотрудники…
— Близняшки Броган? — расхохоталась Фенелла. — Я тебя умоляю! Калли Броган, может, и имела какое‑то влияние, но с тех пор, как ее муж скончался, она уже не так социально активна и совершенно бесполезна. У Найджела Локвуда громкая фамилия, но сам он абсолютный ноль. Что мне эти люди?
Мэтт решил, что с него хватит и им пора уходить.
Но Дилан‑Энн еще не закончила. Она усмехнулась и с презрением посмотрела на мать.
— Знаешь, я благодарна тебе, Фенелла.
Фенелла недоуменно нахмурилась.
— За что?
— За это. Теперь меня не будет мучить чувство вины за то, что я ухожу.
— Ну, знаешь, с меня хватит!
Ди‑Эй кивнула:
— И с меня! Хватит с меня тебя, твоего нарциссизма, хватит с меня унижений. Я не нужна тебе, мама. Теперь и ты мне не нужна. Так что я пошла. Надеюсь больше никогда тебя не увидеть.
Фенелла застыла с открытым ртом. У Мэтта возникло ощущение, что впервые в жизни кому‑то удалось ее удивить.
— Давайте не будем принимать поспешных решений, — подал голос Джим, но осекся под холодным взглядом Ди‑Эй.
— Это слишком долго копилось, Джим. Я должна была сделать это много лет назад. Прощай, мама! И не рассчитывай, что я буду за тебя голосовать.
Ди‑Эй взяла со стола бутылку и спокойно направилась к дверям, щедро поливая красным вином все, что попадалось ей на пути.
Мэтт любовался ею и яркими пятнами, расплывавшимися на пушистом белом ковре, на белой обивке мебели, на белых стенах. Может быть, это была мелкая месть, но забавная и эффектная.
Ему с самого начала показалось, что этой комнате не хватает цвета.
Глава 11
Когда Ди‑Эй выскочила из дома Фенеллы, она знала, что никогда больше сюда не вернется. Никогда больше ей не придется волноваться, что она говорит не то, что надо, выслушивать унизительные остроты, терпеть язвительные комментарии. Она больше никогда не будет корить себя, что она недостаточно хорошая дочь для своей матери. Ее мать не любит ее, наконец‑то она это усвоила и не собирается больше лезть из кожи вон, стараясь заслужить хоть тень одобрения.
С этим покончено.
Она услышала шаги Мэтта за спиной, но не стала оглядываться. Перед самым Локвуд‑Хаус он нагнал ее и удержал за локоть. Ди‑Эй повернулась к нему. В морозном воздухе их дыхания сливались в белесые облачка. Она смотрела на любимое лицо, освещенное мерцающим светом рождественских гирлянд, и понимала, что с ним покончено тоже.
Ей нужно было посмотреть в лицо реальности, и впервые Ди‑Эй чувствовала себя достаточно сильной, чтобы это сделать. Ее отец предал ее, мать ее не любила, а для Мэтта она была лишь способом приятно провести время. Она не винила его за это. Они оба использовали друг друга. Они брали друг от друга то, что им было нужно, и возвращались в свои жизни.
Проблема в том, что теперь она хотела большего.
Глубоко внутри себя она всегда хотела чувствовать, что она центр чьей‑то вселенной, что она на первом месте для кого‑то. Мэтт не мог дать ей этого, и Ди‑Эй знала, что она уже не может удовольствоваться меньшим.
Она обвела глазами разукрашенные дома, мерцающие гирлянды, ледяные фигуры среди деревьев. Было Рождество, праздник, про который говорят, что в это время все становится возможным. С ней так и было, хотя вряд ли говорившие имели в виду это. В Рождество ее бросил отец, в Рождество она забеременела, рассталась с матерью, и вот теперь прощается с Мэттом.
Ди‑Эй смотрела на большой, богато украшенный венок, который Дарби повесила на двери.
— Мэтт… — Ди‑Эй сунула руки в карманы пальто. Зимняя улица — не лучшее место для общения, но это даже хорошо, не будет искушения вступать в долгие дискуссии. — Послушай…
Но Мэтт осторожно приложил холодные пальцы к ее губам, и она умолкла. В любом случае она все равно еще не придумала, что ему сказать. Она никогда не умела облекать свои чувства в слова.
— Я хочу объяснить про Эмили.
— Мэтт, это уже не важно.
— Это важно. Я должен перед тобой извиниться, но сначала я хочу объяснить. Эмили — моя дочь.
— Что?
Ди‑Эй застыла с открытым ртом.
— Мне было семнадцать, когда я влюбился в ее мать. Джемма сказала мне, что у нее выкидыш, потом уехала, и я не знал, что у нас родилась дочь. Джемма отдала ее на усыновление. Я ничего не знал о ней до последнего времени. Эмили написала мне в начале этого года, и мы стали общаться. Вот та причина моего приезда в Бостон, которую я не мог тебе открыть. Я приехал в Бостон, чтобы познакомиться с Эмили. Но она испугалась и попросила дать ей время. Сегодня она наконец решилась на встречу. Она позвонила мне и предложила приехать немедленно, потому что не была уверена, что не передумает. Я не мог не пойти.
Ди‑Эй понадобилось время, чтобы понять смысл того, что он сказал. Потом в ней разом поднялись раскаяние, сочувствие и гнев.
— Ты поехал к дочери и не сказал мне об этом? Вместо этого ты намекнул, что у меня есть повод для ревности?
Мэтт нервно провел рукой по волосам. Он выглядел смущенным.
— Слушай, у тебя есть право сердиться, я знаю, что тебе хочется меня убить. Но прежде чем ты это сделаешь, мне нужно сказать тебе, что я…
Ди‑Эй подняла руку. Она должна была разобраться, и прямо сейчас.
— Подожди секунду, Мэтт!
Ди‑Эй обхватила плечи руками и приплясывала на месте. Ей было очень холодно в шелковом платье и короткой шубке. Но этот холод был пустяком по сравнению с ледяными иглами, пронизывающими ее сердце. Это было страшнее декабрьского мороза.
— Я хочу выяснить это прямо сейчас. Ты приехал в Бостон, нашел меня, настоял на встрече, стал допытываться, что у меня случилось. Я рассказала тебе, что была беременна от тебя, рассказала про выкидыш. Я рассказала тебе про отца. Я рассказала тебе про свои сложные отношения с матерью. Я рассказала тебе всю свою жизнь, я открыла тебе душу, чего я никогда в жизни ни с кем не делала, а ты не мог даже признаться, что у тебя есть дочь?!
О боже, он действительно видел в ней только сексуальную партнершу! Он не считал ее даже своим другом. Ди‑Эй покачала головой. Она не чувствовала себя настолько несчастной, с той минуты, как смотрела в спину уходящему отцу. Нет, что‑то не получается у нее с Рождеством.
