— Полагаю, что теперь, когда у вас нет опекуна, я просто обязан жениться на вас. Ведь вы безнадежно скомпрометировали себя тем, что так долго оставались наедине с мужчиной.
Лалита растерянно взглянула на него.
— Вы вовсе… не обязаны на мне жениться, — прошептала она, — если вы действительно предпочитаете… оставаться свободным.
— Тогда как же, по вашему мнению, мне следует поступить с вами? — спросил он, дразня ее.
— Я могу… оставаться здесь с вами, — отвечала она с тихим вздохом. — И если вы… будете стыдиться меня… когда ваши друзья будут сюда приезжать… я буду прятаться от них… так, как я предлагала вам делать это прежде.
Лорд Хейвуд рассмеялся, и это был самый счастливый смех, который она когда-либо слышала.
— Ты ведь прекрасно знаешь, что я хочу того же, чего хочешь ты, — сказал он весело. — Поэтому теперь, я думаю, мы можем наконец вернуться к старым добрым традициям.
Она несколько озадаченно посмотрела на него, и он, улыбаясь, объяснил:
— Я всего лишь хочу сказать, мое сокровище, что теперь могу просить тебя стать моей женой с полным сознанием того, что я делаю.» Итак, моя любимая, не окажешь ли ты мне честь, согласившись стать моей женой?
Последние слова он произнес очень серьезным тоном, и Лалита в восторге обвила руками его шею.
— Ты сам сказал, что это то, чего я хочу! — воскликнула она. — И ты знаешь ответ… Да! Да! Да!
— Я полагал, что ты будешь вести себя, как подобает скромной юной леди в таких случаях, — пошутил он. — Тебе следовало бы покраснеть, смутиться и сказать что-нибудь вроде: «Ах, это так неожиданно!»
— Если бы я так себя повела, то у тебя появился бы шанс отступить, — не осталась в долгу девушка. — О, мой изумительный, великолепный Ромни, я так хочу быть с тобой… навсегда… и любить тебя!
Она на мгновение смолкла, затем с волнением спросила:
— Ты… ведь правда хочешь… моей любви?
— Я хочу этого больше всего на свете! — серьезно ответил лорд Хейвуд.
— И ты… не будешь… сердиться или обижаться… из-за того, что я… богата?
— Ну, я полагаю, это одна из тех неприятных проблем, с которой я, пожалуй, смогу справиться, — сказал он, улыбаясь. — И осмелюсь сказать, что это, так или иначе, может оказаться весьма полезным.
Лалита облегченно рассмеялась.
— Я знаю, ты собираешься истратить деньги на помощь арендаторам и старым слугам и еще на дома для инвалидов войны.
— Ты забыла, что я должен оставить немного на то, чтобы ты смогла купить себе новые платья, — сказал лорд Хейвуд, все еще сохраняя серьезность. — Или одну из этих восхитительных и невероятно соблазнительных ночных рубашек.
То, как он это произнес, заставило Лалиту покраснеть.
— Ты должен забыть… до тех пор, пока мы завтра не поженимся… что ты видел меня… в одной из них.
— Завтра? — спросил удивленно лорд Хейвуд. — С какой это стати я должен ждать до завтра?
— Я… я думала, — прошептала Лалита, — что мы… должны будем пожениться…
— Сегодня! — закончил он за нее. — Картер обещал, что вернется к обеду. Иди и переоденься, моя милая. Сейчас мы оседлаем наших лошадок и поедем договариваться со священником.
— Так ты… правда…Ты хочешь? Ты собираешься… прямо сегодня? — запинаясь и краснея, спрашивала Лалита, внезапно поняв, что это все происходит на самом деле, не в мечтах и не во сне.
— Почему же нет? — отозвался лорд Хейвуд, радуясь ее смущению. — Если ты думаешь, что я смогу спокойно спать в своей комнате, которую отделяет от твоей спальни одна-единственная дверь, то ты глубоко заблуждаешься.
— Это самая замечательная идея, о которой я когда-либо слышала… пожениться сегодня… вечером, — сказала Лалита. — Но… прежде всего я должна украсить часовню цветами.
Это внезапно напомнило лорду Хейвуду, что вся деревня сегодня будет говорить о смерти Эдуарда Дункана. Поэтому он тут же решил, что будет лучше, если ни одна душа, кроме священника, с которого он возьмет слово молчать, не должна увидеть здесь Лалиту или узнать об их свадьбе.
— Думаю, будет, пожалуй, лучше, — сказал он, — если я съезжу к викарию один.
— Да, конечно, — тут же согласилась с ним Лалита. — И… у меня есть одна идея, если только ты согласишься.
— Какая же?
— У меня нет подходящего наряда для свадьбы, но я нашла… свадебное платье твоей матери.
— Где?
— В большом шкафу в одной из комнат, где хранится множество разной одежды. Там есть даже твои детские костюмы.
— Свадебное платье моей матери! — задумчиво повторил лорд Хейвуд. — А почему ты так уверена, что оно подойдет тебе?
Лалита смутилась и отчаянно покраснела.
— Ты примеряла его! — воскликнул он с веселым укором.
— Я только… на тот случай, если бы ты… захотел жениться на мне!
— И теперь, когда я решил это сделать…
— Пожалуйста…ну пожалуйста…я так хочу быть красивой, для тебя… если только ты не переменишь своего решения…
— Я ни за что не переменю своего решения, моя ненаглядная девочка, и мне все равно, будешь ли ты в свадебном наряде моей матери или же в своей восхитительной ночной рубашке… впрочем, священник, пожалуй, предпочтет, чтобы ты была одета по форме.
— Там есть такой чудесный венок и к нему фата… и я так хочу почувствовать, что я… на самом деле выхожу замуж и что это моя свадьба…
— Хочу заверить тебя, что это будет самая настоящая свадьба. А теперь иди приготовь платье и начинай собирать цветы для часовни. Я вернусь не позже чем через полчаса и помогу тебе.
Лалита радостно кивнула.
— Я пойду соберу все гвоздики и, конечно, еще розы…
— Которые так на тебя похожи, — сказал лорд Хейвуд своим удивительным глубоким голосом, который она слышала лишь в ту памятную грозовую ночь. — Я всегда думал о тебе, мое сокровище, как о чудесной белой розе, чистой, невинной и пока еще не полностью раскрывшейся — еще в бутоне, но уже готовой развернуть мне навстречу свои нежные лепестки.
В том, как он произнес это, было что-то, заставившее Лалиту вспыхнуть, ей внезапно стало жарко, словно столб огня или яркого солнечного света пронзил ее тело сверху донизу.
— Я… люблю тебя, — прошептала она.
— И я люблю тебя! — ответил лорд Хейвуд. — Как только ты станешь моей женой, я объясню тебе, как сильно, как глубоко я тебя люблю и как много ты для меня значишь.
И с этими словами он жадно приник к ее губам. Он целовал ее до тех пор, пока она не почувствовала, как тогда, в первый раз, что целый мир перестал для нее существовать, что нет ни земли, ни неба, а только сила его рук и настойчивая нежность губ и еще то огромное и чудесное ощущение единства, которое появлялось, когда они были вместе.
