На обстановку на Русском фронте в целом ни Танненберг, ни даже последовавшее за ним в первой половине сентября оттеснение армии Ренненкампфа за Неман не повлияли: австровенгерские армии продолжали нести тяжелые поражения в Галиции, а фронт на востоке по-прежнему не отправлял подкрепления на запад, а требовал все новых. Сохранение Восточной Пруссии, конечно, оказывало существенное влияние на перераспределение резервов русской армии, однако никаких реальных перспектив взаимодействия с австро-венгерскими войсками не осталось: об ударе германских войск на Седлец нечего было и думать, да и встречать там было бы некого, ведь исходные позиции для встречного вторжения в Польшу из Галиции армии двуединой монархии потеряли. Тем самым оставалось только смириться с тем, что «польский выступ» останется под контролем России, по меньшей мере до прибытия крупных германских подкреплений с Запада (а когда это случится, к середине сентября 1914 г. было совершенно неясно) и уж точно до тех пор, пока не оправится от разгрома австровенгерская армия (а в середине сентября строить прогнозы на этот счет также было делом неблагодарным). Это было тем более важным результатом, что до Великой войны многие военные специалисты в России предлагали отказаться от удержания не только завислинских губерний Польши, но и всего бывшего Царства Польского, предлагая отвести войска за Западный Буг, что привело к частичному упразднению крепостей, теперь спешно восстанавливаемых. Сохранение Восточной Пруссии за Германией, а центральной Польши, а теперь еще и Галиции — за Россией, отступление австро-венгерских войск за Карпаты означало как минимум боевую ничью, а в действительности тяжелую неудачу для Центральных держав, ведь время работало против них.
Несомненен был лишь психологический эффект: произошел определенный моральный надлом в русском командовании, появилась неуверенность, а на смену легкомысленности пришла меланхолия. Германский же генералитет демонстрировал обратные, хотя столь же неуместные явления — крайнюю самоуверенность, авантюрные расчеты, патологическую недооценку противника. Вероятно, на действиях русской армии этот психологический шлейф в течение 3 лет сказался куда болезненнее, постоянно усиливаясь вызванными в том числе им же последующими поражениями, но и германскому командованию пришлось пережить немало горьких минут и разочарований из-за явно некорректно поставленных задач и сроков. Порой это едва не приводило к тяжелым поражениям, вызванным неоправданным авантюризмом — как под Лодзью в ноябре 1914 г. или под Свенцянами в сентябре 1915 г. Нет сомнений в том, что особую горечь испытывало и австро-венгерское командование, не устававшее винить союзника в том, что, бросив двуединую монархию чуть ли не в одиночку останавливать «паровой каток» под лозунгом быстрой победы на Западе, он и там своего не добился и спас только свои границы, а вот австро-венгерской армии пришлось расплатиться за неравенство сил сполна.
Для военных историков особый интерес, граничащий с просмотром захватывающей авантюрной драмы, представляют собой действия и решения австро-венгерской Ставки во главе с Конрадом фон Гётцендорфом. Этот пламенный патриот двуединой монархии, «ястреб из ястребов»,13 наконец получил возможность реализовать плоды усилий всей своей жизни, но не против Италии, как он того хотел, и даже не столько против Сербии, как он настаивал, а против России, что было вызовом, на который не всякий осмелился бы ответить. Главным поводом к ожесточенной критике Конрада был выстроенный им «маятник» переброски войск 2-й австро-венгерской армии, которая словно заметалась между Русским и Сербским фронтам, в итоге не обеспечив победу на последнем и не спася от поражения на первом из них. Австро-венгерский начальник штаба попытался сыграть на опережение, отважно сделав ставку на вторжение в южную Польшу, пока русские войска будут вступать в Восточную Галицию. Его расчеты были бы вполне оправданы, если бы развертывание русских армий осталось в рамках планов конца 1900-х гг., когда никакой 8-й армии еще не предполагали, имея в виду лишь Проскуровскую группу, но в августе 1914 г. соотношение сил оказалось иным. Это было следствием и симметричной ошибки русских стратегов, переоценивших силы австрийцев в Восточной Галиции на основе полученных разведкой от Редля данных, а потому выделивших слишком много сил на этот участок, хотя масса австро-венгерских войск развертывалась за рубежом Сана.
Хотя австро-венгерским войскам удалось нанести ряд чувствительных поражений русским 4-й и 5-й армиям, так что Конрад даже вознамерился рассечь Юго-Западный фронт, отправив группу Иосифа-Фердинанда на северо-восток, быстрое наступление 3-й и 8-й армий положило всем его авантюрам конец. Решение не тратить силы на упорную оборону далеко на восточной границе дало шанс сконцентрироваться на Сане, но лишало выигрыша во времени. Благодаря геройским действиям 19-го русского корпуса генерала Горбатовского, быстрый разгром не удался, а вскоре выяснилось, что силы южной группы, то есть 8-й русской армии, таковы, что остановить их даже на весьма подходивших для обороны речных рубежах в Восточной Галиции (многие реки там текут почти ровно с севера на юг) не удастся. После битв на р. Гнилая и Золотая Липа армии Брусилова и Рузского двинулись к Львову, сдавать который Конрад был не намерен. Он рискнул еще раз, почти на виду у противника развернув центр тяжести своего фронта с северного направления на восточное и даже имея в виду встречное наступление за счет прибывшей наконец 2-й армии. Но метаться меж двух огней получалось далеко не всегда. Встревоженная первыми поражениями русская Ставка отправила важнейшие резервы в Варшаву, где была быстро сформирована 9-я армия, придавшая мощный импульс контрнаступлению пришедших в себя после тяжелых дней под Красником и Красноставом 4-й и 5-й армий. Конрад мог с полным правом записать себе в заслугу то, что он отвлек на себя те резервы, которые должны были бы отправиться если не к Самсонову, то уж точно к Ренненкампфу, в том числе и Гвардейский корпус. Но ответная «любезность» германской Ставки запоздала или не состоялась. Пока германская 8-я армия громила 1-ю русскую на Мазурских озерах, отогнав ее за Неман, но не имея возможности закрепиться, а уж тем более осаждать крепость Ковно, превосходящие силы пяти русских армий разгромили основную часть вооруженных сил Дунайской монархии, которую не спасли ни многочисленные естественные преграды, ни укрепленные Городокские позиции. К 21 сентября Галицийская битва была окончательно проиграна, австро-венгерские войска поспешно отходили на запад и юго-запад, теряя десятки тысяч человек пленными и отставшими от своих частей. Львов был с триумфом взят русскими еще 3 сентября, теперь же в осаде оказалась крупнейшая крепость в Галиции, достаточно современный по своей конструкции Перемышль. Судьба быстро захваченных немцами на западе французских и бельгийских крепостей, да и (до этого) Порт-Артура не давала никаких оснований надеяться, что Перемышль сможет обойтись без помощи извне. В армии двуединой монархии с конца августа началась серия отставок, которая привела к значительному усилению влияния Конрада на принятие, а главное реализацию армиями решений Главнокомандования, позиции же эрцгерцогов и пышной довоенной (и, собственно, «не-военной») элиты стали ослабевать.
