Однако для Центральных держав были и не столь очевидные, но в перспективе грозные признаки отсроченной, но не отмененной катастрофы. Позитивных стратегических результатов, то есть вывода из войны хотя бы одного крупного противника, достигнуто не было. Соотношение сил между коалициями продолжало меняться не в их пользу. При всех неудачах Италии она, очевидно, была мощнее, нежели пополнившая ряды германских союзников Болгария. Отношение прочих нейтралов (за исключением, возможно, Румынии) к Центральным державам в течение 1915 г. скорее ухудшилось, а потому новых союзников ожидать не приходилось (что и подтвердилось впоследствии). За сохранение хотя бы напряженного нейтралитета, в первую очередь США, приходилось платить болезненными уступками, а именно прекращением неплохо начавшейся подводной войны в Атлантике. С учетом полного провала довоенных расчетов относительно войны на море против британского флота отказ от беспощадных действий субмарин означал тяжелое поражение, что прекрасно понимал создатель германского надводного флота гросс-адмирал Тирпиц, вскоре заплативший отставкой за свое нежелание с этим смириться.164 Тотального восстания против колонизаторов ни в британских, ни во французских колониях не состоялось, джихада, объявленного халифом суннитов, то есть турецким султаном, — тоже. Несмотря на все усилия по дестабилизации обстановки в Российской империи, реальной перспективы мощных сепаратистских восстаний и социальной революции к началу 1916 г. не было.
В кампании 1915 г. Центральные державы понесли (несмотря на громкие победы) немалые потери. Не было сомнений в том, что в начале 1916 г. перспективы формирования новых резервов и существенного наращивания вооруженных сил стали куда хуже, чем годом ранее.165 Об исчерпании мобилизационного потенциала пока речи не было, однако качество полков и дивизий неуклонно снижалось. Все острее давал себя чувствовать недостаток подготовленного офицерского состава. Стабильно тяжелой (в лучшем случае) оставалась обстановка со снабжением продовольствием. Впечатляющий рывок в развитии военной промышленности в Австро-Венгрии можно было считать оконченным, хотя потребности росли. В Османской империи и Болгарии для него не было оснований, а Германия все чаще должна была рассчитывать на непременное условие помощи всем своим союзникам, причем не только материальной, но и высокотехнологической — оборудованием и специалистами. Оптимистическая оценка итогов кампании привела к тому, что крутые меры в реорганизации экономики и тем более структуры управления на военный лад в Германии были сочтены излишними и рискованными. К лаврам военного диктатора Фалькенгайн не стремился, справедливо полагая, что попытка дальнейшей милитаризации приведет к быстрому краху прежней политической системы и установившегося было «гражданского мира». Австро-Венгрия продолжала существовать как единое государство только благодаря личности престарелого Франца-Иосифа. Совместные лишения, поражения и победы не сплотили разношерстную армию «лоскутной империи», а наоборот, дали повод к взаимным обвинениям, травле, возмущению и поискам других собратьев. Венгры тяготели к немцам, чехи и южные славяне, прекрасно воевавшие за Австро-Венгрию на Итальянском фронте, подвергались огульным обвинениям в предательстве, с пренебрежением относился генералитет к готовым воевать плечом к плечу с титульными нациями полякам и украинцам и т. д. и т. п. Даже после войны продолжались попытки оценить уровень патриотизма, считавшегося прямо пропорциональным доле убитых на войне на 1000 человек.166 Болгария к началу 1916 г. уже могла убедиться в том, что война в очередной раз оказалась куда сложнее, чем предполагалось, однако времени на то, чтобы излечиться от шовинистического угара, у нее не было. Истинный уровень боеспособности и перспективы османской армии после победной кампании 1915 г. был продемонстрирован всего через месяц после шумно отпразднованного триумфа в Дарданеллах — пал неприступный Эрзерум.
Но главное, что было упущено Германией и всеми ее сателлитами, — время. Англо-французские войска отнюдь не пребывали в бездействии 1915 год, как с негодованием полагали в русской армии, однако же накоплению ресурсов и перевооружению армии они придавали куда большее значение, чем порывам вперед. Несколько кровавых уроков, преподанных им германской обороной, привели к убеждению, что наступление должно опираться на безусловное превосходство в силах, чему и посвятили себя Великобритания и Франция. При этом определенную поддержку, пусть и не стремясь к этому намеренно, Русскому фронту союзники России оказали. Фалькенгайн, считавший, что очередной штурм всеми силами германских позиций в Шампани и Фландрии последует непременно, месяцами экономил резервы, не желая авантюрно бросать все новые подкрепления даже на самые перспективные участки фронта на востоке. Глава германской Ставки вполне логично ожидал яростного стремления французов отвоевать хотя бы часть потерянного годом ранее, очевидных попыток оттянуть на себя часть сил, раз уж Российская империя терпит такие поражения. Тем не менее, его расчеты в полной мере не оправдались, так как в них не учитывались следствия совершенно иного стратегического положения западных стран, особенно отделенной от канонады Ла-Маншем Великобритании. Постоянные опасения Фалькенгайна,167 его перестраховки и стремление накопить резервы, его неверие в необходимость глубокого вторжения на российские территории (вполне оправданное!), его постоянное стремление минимизировать риск одновременно на всех театрах военных действий по принципу «Не жертвуй необходимым ради излишнего» привели к резким конфликтам с представителями как германской, так и австро-венгерской военной элиты. Следствием этих конфликтов уже после проигранной (отнюдь не под командованием Фалькенгайна) войны стали многочисленные обвинения в упущенных возможностях,168 а также внешне благоприятном, но далеко не позитивном в конечном счете результате кампании 1915 г. Разумеется, Великобритании и Франции приходилось мириться с существенным уроном репутации, недовольством России и других «неспасенных» союзников (Сербии и Черногории), с негодованием общества, особенно французского, но оставалась еще надежда на будущий сокрушительный удар силами создаваемой массовой британской армии и контингентами из колоний и доминионов.
Англо-французские войска не сумели выиграть войну эффектным ударом в сердце Османской империи, не избавили от национальной катастрофы Сербию, лишь с трудом выиграли торг за руководствовавшуюся «священным эгоизмом» Италию, но положение самих основателей Антанты за 1915 г. нисколько не ухудшилось. Они методично наращивали оборонную мощь, закупали недостающее вооружение, перераспределяли поставки и финансы, приводили в движение силы своих огромных колониальных империй, добивали остатки германских рейдеров и завершали захват колоний. Конечно, оснований для тревоги было предостаточно, однако к началу 1916 г. катастрофы не произошло: мировая торговля и ресурсы всего мира были в распоряжении Англии, Франции, Японии. Германия была окончательно поставлена в кольцо фронтов, отдушин во внешний мир более не осталось. Россия, так же как и Франция в первые месяцы войны, лишилась многих важных территорий, понесла громадные потери, но из войны не вышла и не собиралась. Ряд многообещающих возможностей был упущен, многие исходные позиции потеряны, но никуда не делись воля к победе и благоприятные тенденции. В Англии формировалась невиданная в ее истории армия, во Франции ликвидировали ошибки довоенного развития вооруженных сил, в России на конкретном опыте убедились в наиболее острых проблемах экономики и военного аппарата.
