Она положила малыша в кроватку и задумалась. Мысль окрыляла. Мадам Лоран и Жюльен могут настаивать на том, что Жаку лучше расти во Франции, но она сможет найти решение. Она останется здесь и выучит этот прекрасный язык, Жюльен ей поможет. У него будет шанс видеться с племянником, а у нее с дядей ее брата. Она станет частью его жизни, и, возможно, он еще раз ее поцелует…
Элис машинально прикоснулась к губам, не сводя глаз со спящего ребенка. Ей потребовалось все воображение, чтобы вспомнить свои ощущения в тот момент, когда губы их соприкоснулись.
Внезапно она ощутила пустоту, время текло бесконечно медленно, и она не представляла, чем его заполнить. Пока Жако спит, она может быть свободна, а монитор давал ей возможность перемещаться по дому.
Она могла спуститься вниз… к Жюльену.
Некоторое время Элис боролась с соблазном, но все же не смогла устоять и вышла из комнаты с намерением хоть в щелочку посмотреть, что происходит в кухне. Подходя ближе, она все отчетливее ощущала божественный аромат еды, от которого в желудке заурчало так громко, что пришлось остановиться, положить руку на живот и дождаться, когда все успокоится. Еще два шага, и она уже различала голос Жюльена. Он говорил по-французски, поэтому Элис ничего не поняла, но голос звучал уверенно, а слова сливались в прекрасную мелодию. Кажется, Жюльен даже улыбается.
Она должна это увидеть. Дверь в помещение была плотно закрыта, но сквозь стеклянные вставки было видно, что внутри оно очень ярко освещено. Никто и не заметит если она чуть приоткроет дверь на несколько минут. Элис медленно нажала на ручку, и вскоре уже и думать забыла о том, что может кому-то помешать. Кухню было невозможно узнать. Дело было не только в том, что со всех сторон свисали микрофоны и прожекторы, не в человеке с камерой на плече, а в том, что внутри все было так чудесно украшено, словно снимали сцену из рождественской сказки.
На стенах висели гирлянды из зеленой хвои с вплетениями множества крошечных огней, в углу стояла большая елка, украшенная красными и серебряными игрушками, с люстры свисали веточки омелы. Огромный стол был сдвинут в сторону, и сервирован так красиво, словно через пять минут за ним должна была собраться на рождественский обед большая семья. Элис не могла оторвать глаз от полупрозрачного фарфора, сверкающего столового серебра и искрящихся в свете хрустальных бокалов. У каждого прибора лежала хлопушка из красной с серебром бумаги, в центре было оставлено место для блюд с угощением, а все остальное пространство стола занимали свечи в затейливых стаканах, хвойные гирлянды и венки из падуба. Пламя свечей и блики придавали всему этому великолепию таинственности.
Тихо играла рождественская музыка. Гимны были хорошо знакомы Элис, к тому же исполнялись на английском. Она сразу вспомнила, как чудесно они отмечали Рождество с мамой и бабушкой, и к горлу подкатил ком. Элис заставила себя отвести взгляд от стола.
Жюльен был у стойки, улыбался в камеру и что-то говорил. Волосы его были убраны в хвост, но лицо казалось совсем другим. Похоже, грим подчеркнул его темные брови, длинные ресницы и восхитительный оливковый тон кожи. На нем была одежда повара — белая туника, верхняя пуговица которой была расстегнута, а рукава закатаны, сверху повязан фартук. Может, Жюльен казался ей другим, потому что улыбка его была такой, какую Элис никогда не видела? Она была открытой, широкой, искренней. Жюльен выглядел очень счастливым. Это был человек, с огромным удовольствием делящийся тем, что умеет и любит делать. Он с таким мастерством и легкостью нарезал сельдерей и высыпал его в сковороду словно это было для него также естественно, как дышать. Невероятный контраст с тем Жюльеном, который стоял у кроватки племянника и растерянно смотрел на малыша. Тогда он не представлял, что нужно делать.
У Элис перехватило дыхание при виде Жюльена в кухне, но все же она никак не могла выбросить из головы образ того Жюльена из детской. Тогда ей казалось, что она отреагировала очень спокойно, и только сейчас, оглядываясь назад, поняла, что именно в тот момент влюбилась в Жюльена Дюбуа. Или все же это случилось в ванной комнате, когда взгляды их впервые встретились? Или утром, когда он поцеловал ее в губы?
Пытаться определить, когда это случилось, бесполезно. Скорее, на нее повлияло все произошедшее, наполнило банку, которая теперь разбилась вдребезги. Элис ощущала, как стекло рассыпается на кусочки, выпуская наружу все собранные в сосуде эмоции, а они растекаются по ее телу, заполняя каждую клеточку. Внезапно ей стало жарко. Желание быть рядом с Жюльеном было не только физическим, но она в жизни так сильно не хотела прикоснуться ни к одному мужчине. Эти чувства возникали лишь при виде Жюльена Дюбуа.
Словно ощутив силу ее желания, Жюльен прервался на полуслове, руки его повисли в воздухе, а он держал их над сковородой, собираясь добавить еще несколько ингредиентов. Ему показалось, что весь мир вокруг остановил движение и замер.
Он смотрел на нее, и Элис была готова поклясться, что в тот момент видела в его глазах такое же желание, какое испытывала сама. Казалось, еще несколько секунд, и оно вырвется наружу.
Но внезапно раздался резкий звук, человек, стоящий напротив Жюльена с камерой в руках, опустил ее и повернулся к Элис. Только сейчас она поняла, что уже не прячется за дверью и не подглядывает в щелочку, она вошла в кухню и даже сделала несколько шагов к Жюльену. Чувства совершенно лишили ее разума, она могла думать только о том, чтобы оказаться ближе к нему.
Господи, что она наделала. Можно ли будет начать съемку с того момента, на котором она была остановлена, или из-за нее им придется переснимать весь эпизод с жарящимися на сковороде ингредиентами?
Переведя взгляд на Жюльена, она поняла, что он зол не меньше, чем все собравшиеся здесь люди. Девушка, державшая микрофон на вытянутой руке, что-то произнесла, несколько человек двинулись в ее сторону и тоже что-то сказали. Не надо знать французский, чтобы понять, что ее просят уйти, но Жюльен все же решил перевести, чтобы убедиться, что она все поняла.
— Пожалуйста, Элис, покиньте кухню. И не приближайтесь к ней сегодня.
Она почувствовала, как щеки заливает румянец, такого позора она не испытывала никогда в жизни. Кажется, даже уши стали пунцовыми.
— Простите, — пролепетала она. — Простите меня…
Элис вылетела из кухни и плотно закрыла за собой дверь.
Глава 8
Скорость не оставляла возможности для осмысления.
Вместо того чтобы убежать наверх и скрыться в ставшей привычной детской: Элис неожиданно для себя бросилась в то место, которое понравилось ей первым в этом доме. В оранжерею.
В помещении было темно, но снаружи сквозь стеклянные стены проникал свет фонарей у бассейна, поэтому ей было легко ориентироваться в пространстве среди зеленых растений и уголков с белой плетеной мебелью. Элис опустилась на тот же диван, на котором сидела, держа на руках Жако, решив пережить здесь свои неожиданные неприятности. И боль, которую причинил ей Жюльен. Здесь она впервые в этом доме вспомнила о своей семье. О том, как мама и бабушка безошибочно угадывали, когда она говорит правду, а когда нет. Смогли бы они сейчас понять, как глупо она себя чувствует от того, что обида разбила ей сердце?
