Эту рекомендацию чиновников Хавкин не склонен был принимать как руководство к действию по приезде в Индию. Чиновничье мнение, он понимал, выражало взгляд колониальной администрации, и было бы противоестественно, если б этот взгляд был иным. Заморские колонии управлялись из Лондона, и британская цивилизация служила остриём копья этого управления; едва ли кому-нибудь в Англии пришла бы в голову идея разбавить традиционную индийскую культуру английским вливанием и, для сближения позиций, поднести этот коктейль коренным индийцам и выпить с ними на брудершафт. Это было бы позорным компромиссом, предательством интересов метрополии. Да индийцы и не подумали бы клюнуть на эту наживку.
Свои предположения Хавкин решил проверить на офицере, прослужившим в Индии много лет и вот теперь возвращавшимся из отпуска к месту несения службы. На все вопросы Хавкина этот офицер, милейший человек, сердечно приглашал попутчика в гости в свой гарнизон, выдвинутый на сто пятьдесят миль от Калькутты, в первобытные джунгли.
– Там у меня есть на что посмотреть! – завлекал офицер. – Слоны, тигры. Змеи. Местные дикари стреляют из луков. Одним словом – джунгли!
В очередной раз, описав Хавкину всю прелесть жизни в джунглях, офицер тащил его к ломберному столику и уговаривал, не откладывая, сыграть партию в крэпс. Уверения Хавкина в том, что он не умеет играть в карты, не принимались всерьёз.
– А в макао? – домогался офицер. – А хоть в английского дурака?
Убедившись в бесперспективности своих попыток, офицер убирал колоду в карман и возвращался к описанию джунглей с их дикими обитателями, отношения между которыми, включая лесных аборигенов, строились с позиции силы. Хавкин слушал внимательно: месяца через два, от силы три он рассчитывал попасть в эти самые джунгли – прививать от холеры деревенских жителей, пускающих, по словам офицера, отравленные стрелы в незваных гостей. То была ценная информация, следовало принять её к сведению.
Таким образом, к прибытию в Калькутту у Хавкина сложилось об Индии весьма живописное представление – от русской Блаватской до лесных лучников. Ему не терпелось взглянуть на жемчужину Британской короны собственными глазами, чтобы картина ожила и обогатилась золотой рамой.
Государственного бактериолога встречали: для первого приветствия в порт прибыл директор медицинского департамента колониальной администрации доктор Грегори Лок. Директор приехал на вместительном четырёхместном кэбе – его держали в каретнике администрации на предмет торжественных случаев, подобных этому, – в сопровождении крытого пароконного экипажа для перевозки упакованного в ящики лабораторного оборудования доктора Хавкина в отведённое для этого место. Самого Хавкина доктор Лок собирался отвезти в приготовленную для него квартиру на зелёной опушке Белого города, в Чоуринге, в новом доме викторианского стиля, невдалеке от укрытой в чаще парке укромной площадки, где на первое время решено было разместить противохолерную бактериологическую лабораторию.
Прощание с несколько поднадоевшими за три недели морского путешествия попутчиками вышло сердечным, но недолгим. Офицер спешил в свой гарнизон, охотник рвался неудержимо в джунгли для борьбы со слоном, чиновники уже видели себя вновь восседающими за начальническими столами, а профессор Рам трогательно радовался возвращению на родину и никуда не спешил. На берегу его встречала целая стайка родственников; мужчины были одеты в европейскую одежду, а женщины – в шёлковые, радостных цветов сари. Вдовствующая Видья Алуру, перед высадкой в Калькутте поменявшая английский костюм на сари, представила Вальди свою дочь Анис, хрупкую юную красавицу, глядевшую на высоченного силача Хавкина во все глаза.
– Это наш русский друг, – сказала Видья, – соотечественник госпожи Блаватской. – А моя Анис закончила медицинскую школу, она мечтает служить Индии, и я была бы счастлива увидеть её в вашей команде. Она упорная девочка, вы не пожалеете о своём выборе.
Профессор Рам поощрительно кивал головой. Условились повидаться в один из ближайших дней. А уже назавтра на парковой площадке, с самого утра, Хавкин указал, где разбивать четыре большие армейские палатки для лабораторных работ и изготовления вакцины – пока не будет готов стационар, сооружение которого шло полным ходом.
Дюжина местных рабочих, под началом бригадира-англичанина, строили временную противохолерную станцию: волокли палатки, вбивали клинья в податливую землю парка и тащили дощатые ящики, приплывшие накануне на пакетботе «Бенгалия». Хавкин торопил строителей, спешил: каждый упущенный день нёс сотни холерных смертей в лесных деревнях, да и в самой Калькутте, в сорных дебрях Чёрного города, тоже. И ответственность за этот мор возлагалась, со дня сегодняшнего, на Государственного бактериолога сэра Вальдемара Хавкина.
Не жёсткая ответственность подгоняла его в этой гонке со временем, в непривычно влажной, удушающей жаре Калькутты. Хавкин, как никто другой в Индии, понимал, что упреждающая вакцинация сотен спасёт от гибели тысячи и тысячи душ. И каждый новый день в головокружительном потоке времени был равен году. Так скорей же, скорей!
Уже после полудня, раскалённого солнцем, Хавкин отобрал из рекомендованных вчера директором медицинского департамента сэром Грегори Локом трёх помощников-лаборантов. На площадку, где две палатки были уже возведены, явились семеро соискателей. Предвидя неизбежные трудности в лабораторных, а особенно полевых условиях, в лесу, Хавкин проявил в отборе железную твёрдость: от будущих сотрудников он требовал достаточный профессиональный навык, знание местных языков, умение ориентироваться в национальной среде захолустья, где, вполне допустимо, обитатели пускают в белых приезжих отравленные стрелы из засады, и изрядную физическую подготовку. Четверо претендентов-англичан были отставлены без излишнего объяснения причин. Один из них протянул экзаменатору записку. «Любезный доктор Хавкин, – писал Грегори Лок в этой записке, – настоятельно рекомендую Вам принять подателя этого письма на должность исполнительного директора лаборатории. Податель доводится племянником ответственному секретарю нашей колониальной администрации, и его участие в Вашем ответственном начинании сослужит Вам добрую службу». Прочитав рекомендацию, Хавкин аккуратно сложил листок бумаги вчетверо и сунул его в карман сюртука.
– Вы свободны, – сказал Хавкин племяннику секретаря. – Можете идти.
– А что передать господину директору медицинского департамента? – спросил племянник.
– Что вы мне не подошли, – ответил Хавкин.
Ближе к вечеру в палатку вошла ещё одна визитёрша, красивая девушка лет двадцати.
– Меня вам представила моя мама, Видья Алуру, – сказала красивая визитёрша. – Меня зовут Анис.
– Да, я помню, – сказал Хавкин и подивился: зачем сказал, что помнит.
Проще было оставить в стороне эту случайную память, неуместную между нанимателем и соискательницей.
– Я хочу работать в вашей противохолерной лаборатории, – продолжала Анис.
– А почему? – спросил Хавкин.
– Это важно для всех людей, – сказала Анис, – и прежде всего для нас, индийцев.
