Отчёт Джейсона Смита, не предназначенный для досужей публики и засекреченный, давал руководству достаточно внятную картину произошедшего в бенгальских джунглях. Нападения туземцев на британцев случались в экзотических краях, но доктор Вальдемар Хавкин не относился к рядовым чиновником колониальной администрации. Его ответственный труд в самой гуще инфекционных очагов приносил свои плоды – эпидемия была остановлена и шла на спад. Так вот, безопасность и благополучие Государственного бактериолога, считали наверху, в настоящих условиях должна быть гарантирована вдвойне: в Бомбее и на прилегающих территориях проснулась бубонная чума, множественность зафиксированных вспышек страшной болезни предупреждала о наступлении пандемии от западного побережья вглубь полуострова Индостан. И на тревожный сегодняшний день во всей Британской империи только Государственный бактериолог сэр Хавкин может встать на пути «чёрной смерти». Доктор Хавкин, больше никто. И так оно и было.
В больнице на лечении Хавкин провёл около двух недель. Анис, преданный человек, не отлучалась от больного. За несколько дней до выписки Хавкин записал в своём дневнике: «Из Бомбея получены тревожные вести: очаги чумы распространяются по всей провинции и носят характер эпидемии. По всей видимости, моя лаборатория, по решению Лондона, будет перебазирована из Калькутты в Бомбей для борьбы с болезнью. В таком случае мои сотрудники отправятся со мной».
Беда заключалась в том, что у Хавкина и в планах не числилась противочумная вакцина. И ещё в том, что не вихрь эпидемии обрушился на Восточную Индию, а ураган пандемии.
Глядя, просыпаясь, в окно больничной палаты, Хавкин привычно, как много раз виденному карточному фокусу, удивлялся тому, что местные рассветы залиты зеленоватой акварельной краской, а не розовой, как в Европе или Одессе. Хавкин знал секрет этого бенгальского чуда: на пути летящих к земле рассветных лучей громоздились непробиваемой зелёной бронёй заросли мангровых деревьев, гигантских фикусов, пальм и лиан – вот и было зелено за окном. Увидь Вальдемар розовый рассвет на дворе – тут-то он удивился бы от всей души и обрадовался, как нежданной встрече с милой старой знакомой из прошлой жизни. Но повод для радостного удивления никак не подворачивался, и Хавкину оставалось лишь верить в то, что розовые рассветы когда-нибудь вернутся. Он и верил…
Охваченный чумою Бомбей поражал приезжего – а их немного можно было насчитать в это тревожное время – своей прибитостью, почти обречённостью: город был полужив, полумёртв. Трупы не валялись на улицах, как в Европе в обозримом средневековом прошлом, но это ничуть не облегчало истинного положения вещей – необузданная угроза, исходившая от «чёрной смерти», не уступала натиску туменов Чингисхана, победно докатившихся в своё время от монгольских степей до европейской Адриатики.
Хавкин прибыл в чумный Бомбей в сопровождении Анис; сотрудникам предписано было приехать и привезти оборудование через несколько дней, когда определится расположение лаборатории на новом месте. Реальная опасность и строгие указания, полученные из Лондона, сделали своё: Хавкин без проволочек получил в полное распоряжение резиденцию бывшего португальского губернатора настоящий дворец, окружённый дивным садом. Для устройства там лабораторно-исследовательского центра требовалась если и не перестройка здания, то капитальный ремонт: роскошную парадную лестницу можно было оставить, а вот танцевальный зал был решительно ни к чему. А пока что следовало разбить палаточный полевой лагерь хоть здесь же, в дворцовом саду, и немедленно приступить к разработке противочумной вакцины.
На чуму Хавкин глядел, можно сказать, с тем же холодным прищуром, что и на холеру: лабораторный объект для скрупулёзного изучения. Да, опасный. Смертельно опасный. Но от этого не становящийся менее привлекательным для учёного. Напротив: победа над болезнетворной бактерией планетарна, а не камерна. И это, по существу, и есть конечная цель каждого исследователя: улучшить хоть на чуточку нашу жизнь и весь наш мир. Всё прочее – лишь опушка, несущественные подробности. В погоне за высокой целью исследователь находит себя и обнаруживает своё место под солнцем. Тот, кто не добивается прорыва в своих трудах, растрачивает жизнь понапрасну; судьба его горестна, он остаётся один на один с самим собой… То было скрытое убранство внутреннего мира Владимира Хавкина, вход туда был заказан для всех, даже для Анис; он и сам туда редко заглядывал.
Подручного материала для работы с чумой у Хавкина было более чем достаточно: болезнь заползала в хижины бомбейских бедняков и особняки богачей, чумная палочка не делала разницы между имущими и нищими, лесными дикарями и городскими ремесленниками, безграмотными «низами» и образованными «верхами» общества. Не признавал отличий и Хавкин – народовольческая закваска одесской молодости не выветрилась в нём, и метод массовой поголовной вакцинации, опробованный им на холере в Бенгалии, оставался главным тактическим ходом предстоящей противочумной кампании. Хавкину, как и в Калькутте, было совершенно безразлично, кто перед ним – англичанин, индиец, перс или еврей; любой пациент вовремя должен получить свою долю надежды, и он её получит. Такой подход, такое вызывающее равноправие раздражало многих в колониальной администрации, а свирепствовавшая вокруг «чёрная смерть» накаляла ситуацию. У Государственного бактериолога появились высокопоставленные недруги, они ждали подходящего часа, чтобы нанести удар покрепче своенравному «русскому выскочке» и избавиться от него раз и навсегда.
В лаборатории работа шла своим чередом – скакала галопом, не зная ни вечернего отдыха, ни выходных. Хавкин планировал получить противочумную вакцину на исходе третьего месяца и, по парижскому примеру, опробовать её на себе. Но не было при нём тройки товарищей по одесскому подполью, готовых рискнуть жизнью ради всеобщего счастья и науки. А местные энтузиасты на такой рискованный шаг не готовы были решиться – при одном только намёке на добровольное участие в проверочном эксперименте они пятились от Хавкина, как от чумы и холеры, вместе взятых.
Но и сама лаборатория, вся целиком – от Хавкина до ночного сторожа – при всех предупредительных мерах оставалась зоной повышенного риска: в колбах и пробирках, под рукой, зрела чёрная смерть. К счастью, никто из сотрудников не инфицировался и не слёг, изъеденный бубонами; это можно было объяснить лишь счастливой случайностью. И именно они, ходившие под ножом в зоне риска, должны были первыми пройти противочумную прививку – как только Хавкин получит свою вакцину и испытает её.
VІІ. БЕЛЫЙ ПАВЛИН
В Бомбее испытание вакцины носило всё же иной характер, чем в Париже. Там Хавкин отстаивал свою правоту перед недоверчивыми и насмешливо настроенными коллегами, здесь же, после победы над холерой в Бенгалии, никто не сомневался в чудодейственных способностях Государственного бактериолога. Решив опробовать и эту вакцину на себе, Хавкин преследовал одну-единственную цель: опытным путём проверить точность своих расчётов – ведь малейшая ошибка в концентрации болезнетворной составляющей противочумной вакцины вела к необратимым последствиям. Никого на свете не поставил бы Вальдемар перед собой в этой проверке: весь риск первого шага он постановил взять на себя.
