– Война, – сказал Джейсон Смит.
Война… Значит, покойный Бхарата Рам был прав, предвещая войну.
Принесли заказ, официант разлил вино по бокалам; белое поле стола расцвело, как клумба.
– Приятного аппетита! – пожелал Смит, и Хавкин ответил:
– Приятного аппетита.
Зал жевал и гудел. Война, первый выстрел которой стукнул этим утром близ Латинского моста, в Сараево, не занимала воображение жующих. Так это устроено, так и должно быть.
– Да, ничего не скажешь… – орудуя специальной вилкой, заметил Джейсон Смит. – Устрицы здесь бесподобные, прямиком из Бретани.
Вальди одобрительно покачал головой над своей тарелкой.
– Кстати, застрелена и София, жена Фердинанда, – сказал Смит. – Оба. В автомобиле.
Из рассказа консультанта перед Хавкиным возникала довольно-таки внятная картина. Покушавшихся было несколько, пять-шесть боевиков, расставленных по ходу движения кортежа эрцгерцога. Первый, крещёный турок, растерялся и прошляпил порученное ему дело. Второй, по примечательному имени Неделько, метнул гранату, угодившую в сложенную крышу кабриолета. Взрывной снаряд отскочил, упал на мостовую, взорвался и искалечил два десятка человек. Отважный Неделько раздавил зубами полученную им накануне ампулу с цианистым калием и для надёжности кинулся в реку. Яд, однако, не сработал, Неделько вырвало, и к тому же утопиться ему не удалось: публика бросилась за террористом вдогон и выловила его из реки. Толпа – эта несомненная выразительница воли народа – накинулась на него со всею яростью; он чудом спасся от смерти… Дослушав до этого места, Вальди отчётливо припомнил, как другая толпа, одесская, сшибла на землю других боевиков, из другой организации, и наверняка бы растерзала покушавшихся, если б подоспевшие жандармы не спасли их из рук народа и не сохранили для висельной петли.
– Балканы – это воспалённое подбрюшье Европы, – доливая вино в бокалы, сказал Джейсон Смит. – Совместное проживание бок о бок разнозначных этносов просто невозможно. А тут вам славяне и турки, и над ними власть австро-венгерской короны ветхого Франца-Иосифа… Собственно, можно было всё это предвидеть.
– А из-за чего тогда весь этот… – Хавкин замешкался, подбирая нужное слово. – По-русски говорят «сыр-бор», но это никак нельзя перевести дословно. Может быть, «балаган», «суматоха». Так из-за чего?
– Из-за чего, вы спрашиваете? – повторил Джейсон Смит. – Молодые люди, под присмотром старших, ищут справедливость и пытаются изменить существующее положение вещей – вот из-за чего. Поиски справедливости? Да на здоровье!
– Ну, прямо-таки «на здоровье!», – с сомнением в голосе пробормотал Вальди.
– Дело в методах, – отрубил Смит. – Террор как вакцина от несправедливости – такой метод вступает в конфликт с интересами государства. Да что я вам рассказываю, вы и сами всё это знаете прекрасно!
– Знал, да забыл, – сухо сказал Вальди. – Другие вакцины меня занимают.
– Сегодняшний теракт не останется без австро-венгерского ответа, – продолжал Смит. – И не только без него… Россия может ввязаться в этот, как вы говорите, балаган – ваш царь отличается непредсказуемостью, а после Цусимы он жаждет военного реванша и убедительной победы. Его вмешательство приведёт к общеевропейской войне, если не шире… Ещё вина! Бургундского! К мясу! – окликнул он официанта, пробегавшего мимо.
– Дикая перспектива, – высказался Хавкин, слушавший внимательно. – И, вы говорите, японцев можно будет винить в том, что Николай вторгнется в Европу?
– Ну, не только! Русский царь не чужд панславянской идее, – промокнув губы салфеткой, сказал Джейсон Смит, – оттого, наверно, что и сам он, и его жена чистокровные немцы. Это, и ещё братская помощь православным сербам – всё нужно учитывать.
– И где же тут несправедливость? – навёл справку Вальди Хавкин.
– Сербским политикам надоело зависеть от австрияков, – терпеливо объяснил Джейсон Смит. – Они хотят собственной власти, они готовы проливать чужую кровь. Сербская военная разведка спускает с цепи «Чёрную руку» и отдаёт приказ: «В атаку!»
– Ах, вон оно что… – легонько побалтывая красное вино в бокале, сказал Хавкин.
– И вот какой-то террорист, недоумок, – повёл рукою с ножом Джейсон, – стреляет в наследника венского престола, и все мы повисаем над пропастью. Время мира кончается, наступает время войны.
Вот так начинаются войны, думал и рассуждал Вальди Хавкин, вполуха слушая рассуждения Джейсона о том, что каштановый мусс в «Куполь» раз от разу становится всё вкусней и лучше. Так начинаются войны, и никто не знает, когда и чем они заканчиваются. Что мы можем сделать? Затянуть маршевую песню? Дезертировать? Отказаться от каштанового мусса? Никого не интересует воля народа во время войны, разве что секретных шпиков, отслеживающих паникёров в хлебных очередях.
– Будут мобилизованы десятки, сотни тысяч солдат, – расслышал он Джейсона Смита. – И всю эту массу придётся прививать от окопных инфекций. Вот тут-то, Вальди, вы, как никто, окажетесь для нас просто незаменимы! Не сомневайтесь, Корона по достоинству оценит ваш вклад в войну.
– А я и не сомневаюсь, – сказал Хавкин. – Значит, вы уверены, Джейсон: начинается?
– Да, – ответил Джейсон Смит, – я уверен. Ещё две-три недели, максимум месяц. Созрело. К концу лета заполыхает. Болгары, турки – все полезут. Так что вам лучше, не откладывая, перебраться в Лондон.
– Вы считаете? – без радости осведомился Хавкин.
– Несомненно, – ответил консультант. – Подписать контракт с военным министерством, подыскать лабораторию. Встретить грядущее во всеоружии!
– А вы? – спросил Вальди. – Во всеоружии?
– А я всегда во всеоружии, – усмехнулся Джейсон Смит. – Разве вы ещё не заметили?
Отъединённая от континента полосой воды, Англия медленно поворачивалась лицом к войне. Из-за Ла-Манша, из Лондона, на боевые схватки лета 1914, сопровождаемые трудновообразимыми потерями в живой силе, британцы смотрели как бы в театральный бинокль: бои между немцами и французами и конное русское вторжение в Европу представлялись им сценическими действиями. Авантюрной драмой оно им представлялось, в которую, на подмостки одной лишь Восточной Пруссии, было вовлечено с обеих сторон без малого полмиллиона солдатских душ.
Русские планировали добежать до заносчивого Берлина, подмяв Пруссию, а немцы тянули руки к нежному французскому горлышку через бельгийскую границу. Нападение на безобидную Бельгию стало последней каплей, переполнившей чашу терпения британцев, и в начале августа они вступили в войну. Солдаты незначительных поначалу отрядов английских войск, привитые против поганых окопных болезней препаратами Хавкина, потянулись на материк, к театру военных действий. Ясное европейское небо затягивало тучами, неверный ветер разносил над дичающими полями запах крови, гноя и испражнений.
Хавкин сидел в своей бактериологической лаборатории на окраине Лондона, как в ложе бенуара: вид на войну открывался ему оттуда вполне отчётливый, а то, что трудно было разглядеть и разобрать, со знанием дела втолковывал ему Джейсон Смит во время своих регулярных посещений. Сохраняя завидное спокойствие духа, Вальди и не думал заводить никаких фронтовых карт и переставлять там разноцветные флажки-булавки с места на место. Лондон с его кинотеатрами, магазинами и пивными, с его нескончаемой толпой на улицах располагался как бы ни просто далеко – не на острове за пограничным проливом, – а на другой планете, отнюдь не вовлечённой в войну. И так продолжалось более года – до того дня, когда германские цеппелины прорвались-таки к Лондону и сбросили на него свои бомбы – на жилые дома и гуляющую публику. Война пришла.
