Свежим осенним утром 30-го года Вальди пришёл на площадку первым. Скинув пиджак, он, готовясь к игре, достал из гнезда бронзовый шар, несколько раз подбросил его на ладони и принялся ждать. Осенняя прохлада действовала на него умиротворяюще: сидя на пустой лавочке для зрителей, он зажмурил глаза и, подставив лицо неяркому октябрьскому солнцу, погрузился в чуткое течение дрёмы.
Минут через двадцать игроки собрались на площадке; игра началась. Вальди играл в паре с поджарым усатым стариком, по имени Ксавье. Усач старался, сопровождая каждый свой бросок торжествующим выкриком, но от этого его шары не ложились метче. Вальди прикидывал расстояние, прицеливался, бросал. Правая рука устала, пальцы налились тяжёлой кровью, и Вальди перебросил шар в левую, поймал его в чашку ладони – и вдруг почувствовал в левой руке, вплоть до плеча и глубже, в груди, пронзительную режущую боль. Он выпустил шар, покачнулся и шагнул разъезжающимися ногами к краю площадки. Ксавье попытался подхватить его, не удержал, и Хавкин медленно, словно бы через силу, опустился на землю.
– В больницу надо, – сказал подбежавшим старикам Ксавье, служивший санитаром в Первую мировую.
– Родственников будем вызвать, – сказал один из игроков. – Кто у него родственники?
Но этого никто из партнёров Хавкина по игре в петанк не знал.
– Он же еврей, по субботам никогда играть не ходил, им нельзя, – сказал Ксавье. – Надо в синагогу сообщить, они там знают.
Так и сделали.
Так и вышло.
26 октября 1930 года похоронное братство лозаннской еврейской общины похоронило Маркуса-Вольфа Хавкина на одной из улиц нового городского кладбища Буа-де-Во. Его могила по сей день сохранна и ухожена.
С высоты птичьего полёта, а, быть может, из-за Седьмого неба это кладбище похоже на соседствующий с ним город.
