Она вернулась к лампе и, внутренне съежившись, приготовилась потянуть за шнур. Снова станет темно. Холодно. Невидимые крысы окружат ее со всех сторон. Какие у них острые зубы и какие опасные болезни они переносят! Подождав с минуту в надежде, что свет привлечет Штефана, Зофи все же погасила лампу и спустилась по приставной лестнице назад, в подземелье.
Где еще может спать Штефан, если не в погребе для какао? Она понадеялась, что он все же нашел место потеплее и без крыс. Но где, она не имела понятия.
Вынув из кармана хлеб, Зофи сняла шарф, завернула в один его конец бумажный сверток с едой, а другой обмотала вокруг ступеньки, надеясь, что так до него не доберутся грызуны. Проползя на четвереньках через низкий тоннель, она встала и нацарапала на стене в нескольких местах: «С →», чтобы дать Штефану подсказку. Зофи стала писать другие буквы, но вдруг передумала, вернулась к лестнице и забрала сверток.
С хлебом в кармане она поднялась в погреб и ощупью зажгла лампу. Когда ее глаза привыкли – на этот раз быстрее, ведь она провела в темноте всего несколько минут, – Зофи сняла с планшета для записей карандаш и нацарапала на бумажной обертке: «Твою маму выселяют в Леопольдштадт. Я узнаю адрес и напишу тебе записку, а еще принесу одеяло. Напиши, что тебе принести еще».
Книгу. Как же она не сообразила? В следующий раз она принесет «Калейдоскоп».
Зофи вернула карандаш на место, закрепив его точно так же, как прежде. Потом вдохнула, готовясь к погружению во тьму, погасила свет и стала спускаться. Внизу опять сняла шарф, завернула в него хлеб, тяжело вздохнув, добавила к нему свечу и спички и все вместе привязала к лестнице. Потом нашарила в темноте вход в тоннель, выползла через него в подземелье, где на ощупь добралась до ближайшей кучи мусора, от которой, как она помнила, наверх вел еще один колодец. Добравшись до верхней ступеньки винтовой лестницы, она остановилась, приподняла железный лепесток и осмотрелась. Никого. Зофи выскользнула из люка и поспешила домой.
Плащ
Труус налила Норману и Хелен чай, пододвинула вазочку с печеньем. Серебряную сигаретницу тоже не забыла. Известно, что мужчина чувствует себя свободнее, когда у него есть возможность покурить.
– До чего все таинственно, мы с вами прямо как шпионы, – сказала она. – Йооп огорчится, когда узнает, что пропустил.
На что Хелен ответила:
– Мы подумали, что вы, возможно, захотите сначала обдумать наше предложение в одиночку.
Труус поняла: «мы» значило «я».
Тут же заговорил Норман:
– Агентства, совместно работающие под эгидой Движения помощи детям Германии, убедили парламент разрешить неограниченный въезд иммигрантов с территории Рейха в Англию.
– Неограниченный въезд! – обрадовалась Труус. – Какая потрясающая новость!
– Неограниченный в числе, – уточнил Норман Бентвич, – но вполне ограниченный во времени. Дети будут приняты лишь на положении трансмигрантов…
– Пародия на гостеприимство, – хмыкнула Хелен, – и оговорка такая дурацкая, особенно учитывая, что никаких других стран, куда эти дети могли бы ехать дальше, просто нет. А требования правительства и вовсе смешны, ведь никакой необходимости в них не существует. Нас заставили согласиться с тем, что дети должны быть рассеяны по стране, а не сосредоточены в центрах вроде Лондона или Лидса. «Тогда никто не сможет обвинить нас в том, что мы создаем на территории страны еврейские анклавы» – вот чего они боятся.
– Мы занимаемся организацией процесса с британской стороны, – сказал Норман. – Ищем тех, кто готов взять детей к себе, на свое полное обеспечение, и тех, кто предоставит жилье и иную поддержку остальным. Еврейское представительство в Рейхе уже начало работу по отбору детей в Германии. Но в Австрии возникла проблема. Глава их еврейского бюро, некто Эйхман… – Норман постучал сигаретой о пепельницу. – Видимо, загвоздка именно в нем.
Хелен вмешалась:
– Венская еврейская община и Комитет помощи детям полагают, что кто-то со стороны скорее убедит Эйхмана выпустить евреев из Австрии. И хорошо, если этот человек будет неевреем.
– Мы надеемся, что сможем дать кров и содержание не менее чем десяти тысячам еврейских детей, – снова заговорил Норман. – И, учитывая, скольких детей вы уже спасли…
– Десять тысяч детей вместе с родителями? – перебила Труус.
Норман, бросив неуверенный взгляд на жену, загасил недокуренную сигарету:
– Премьер-министр полагает, что дети быстрее обучатся языку и переймут наши обычаи. Без поддержки семей они скорее интегрируются в наше общество. Насколько я понимаю, вы также спасали детей без родителей?
– То есть премьер-министр полагает, что в Англии найдется место для детей, но не для их родителей? – спросила ошеломленная Труус. – Премьер-министр полагает, что родители должны отдавать своих драгоценных детей совершенно чужим людям?
– Миссис Висмюллер, у вас есть дети? – поинтересовался Норман.
Хелен, которую его вопрос поразил и уязвил не меньше, а то и больше, чем саму Труус, воскликнула:
– Норман! Ты…
– Наш с Йоопом брак не был благословлен отпрысками, мистер Бентвич, – ответила Труус, стараясь сохранять спокойствие, хотя перед ее внутренним взором встала деревянная колыбелька, белье и снеговик, которого она сама вышила когда-то на крохотной наволочке, – все это она нашла на чердаке однажды днем, когда Йооп был на службе.
– Уверяю вас, – твердо продолжил Норман Бентвич, – ни один ребенок не будет разлучен со своими родителями насильно. Мы будем принимать лишь тех детей, с кем родители расстанутся добровольно. Ведь мы не варвары.
– О нет, варваров в мире больше нет, – произнесла Труус. – Кто сейчас захочет так называться? Зато тех, кто придерживается политики уступок, предостаточно.
– Вряд ли вы имеете право диктовать Британии, на каких условиях и до какой степени ей простирать свое гостеприимство, – раздраженно заявил Бентвич. – Голландцы тоже допускают к себе евреев только с транзитными визами.
– Но разлучать семьи? Это уже слишком… – Она повернулась к Хелен, вспоминая малышку Адель Вайс, которая совсем одна, без матери, умирала в карантинном бараке Зеебурга. – Хелен, разве нельзя брать матерей, ну, хотя бы на положение домашней прислуги? Или… Мы слышали, что возможна новая волна эмиграции в Палестину? Вы ведь долго работали в этой стране, наверное, вы пользуетесь каким-то влиянием в таких вопросах?
– К сожалению, Палестина считается слишком политически нестабильной страной для подобного решения, – ответил Норман.
Считается. То есть сам он с такой точкой зрения не согласен, но сделать ничего не может.
– Правительство согласилось дать массовые визы детям, чтобы ускорить их прибытие в Британию, – мягко начала Хелен. – Это уже кое-что, Труус. Дети в отчаянном положении. Совет опасается за их жизни.
