«Украшение», – вдруг пронеслось у него в голове. Украшение Зофии Хелены, слишком ценное, чтобы взять его с собой в поезд, то самое, которое тетя Труус велела ей отдать герру Пергеру, лежало у него в кармане.
Пограничник, не спуская глаз со Штефана, произнес:
– Сейчас я буду выкликать имена. Каждый, кто услышит свое, должен повторить его вслух, а когда я кивну, сесть.
И он стал зачитывать имена. Прочитав имя, солдат поднимал голову, смотрел, кто из детей отозвался, и кивал. Штефан задумался, не рискнуть ли ему потихоньку сесть с кем-нибудь вместе. Карл Фюксель ведь едет в другом вагоне. О чем он только думал? Мало того, что он на десять лет старше, чем тот мальчик, под чьим именем он попал в поезд, так он еще и ничего не сказал Зофи с Вальтером.
Но солдат точно чуял, что Штефан затеял какой-то обман, и каждый раз, отрываясь от списка, поглядывал сначала на отозвавшегося ребенка, потом на него. Дети, один за другим, опускались на свои места.
«Я самозванец, – думал Штефан. – Самозванец, которого выдаст ничего не подозревающий брат. Меня изобьют, как тогда избили папу, или пристрелят, как того мужчину у синагоги, на глазах которого истекала кровью его жена».
Прозвучало имя косоглазой рыжеволосой девочки, которая, как рассказывал ему Вальтер, стояла впереди них в очереди на регистрацию. Солдат поглядел на нее с отвращением и сделал пометку в списке. Потом повторил имя и велел девочке садиться.
– Вальтер Нойман! – крикнул он затем.
Вальтер повторил за ним свое имя. Солдат поглядел на мальчика, который стоял, одной рукой крепко держась за руку Штефана, а другой прижимая к груди кролика Петера.
Сделав пометку в списке, солдат сказал:
– Ты садись, а кролик пусть еще постоит. – (Вальтер прижал к себе игрушку еще крепче и со страхом посмотрел на пограничника.) – У вас, евреев, совсем нет чувства юмора.
– Петер едет с тобой по твоему билету, он делает то же, что и ты, – наклонившись, шепнул Штефан Вальтеру, забыв о собственной безопасности, главное – уберечь брата.
– Зофия Хелена Пергер! – выкрикнул пограничник.
– Зофия Хелена Пергер, – повторила Зофи.
Пограничник смотрел на нее и не кивал, словно ждал, чтобы она села без разрешения, а он, воспользовавшись этим, сделал бы с ней что-нибудь ужасное. Штефану не хотелось даже думать о том, что именно. В его руке лежала ладошка Вальтера. Ему нельзя было думать о том, что пограничник мог сделать с Зофией Хеленой.
Зофи стояла и спокойно ждала – красивая, уверенная, такой Штефан всегда представлял себе женщину из новеллы Цвейга. Амок охватил сейчас всех, от мала до велика. Украшение. Малышка в корзинке. Запрещенный «Калейдоскоп» у него в чемодане, которого тоже не должно быть в поезде, но, складывая вещи, он не знал, что попадет сюда, ведь его номер 610. Отражение амока виделось ему в устремленном на Зофию Хелену голодном взгляде пограничника, а может быть, и в том, как он сам реагировал на этот взгляд.
Взгляд через запачканные стекла очков.
Блокнот. Записи. Вот что обречет его на гибель, даже если эсэсовцы поверят, что он – Карл Фюксель, даже если проглотят обман с разницей в возрасте, даже если его не выдаст Вальтер, запутавшись в том, чего ему не объяснили, – и почему он не догадался все ему рассказать? – записи выдадут его с головой.
Пограничник двинулся к ним.
Малышка в корзине спала.
Пограничник подходил к Зофи все ближе, ближе и ближе, пока не оказался в проходе между ней и Штефаном, лицом к Зофи, так что Штефан мог бы протянуть руку и схватить его за тощую мальчишескую шею. И тут он понял, что пограничник вовсе не мужчина, а мальчик, такой же, как он сам. Вспомнились слова мамы: «Я знаю, что ты еще молод, но теперь тебе придется быть мужчиной». Сейчас по всей Германии мальчишки выдавали себя за мужчин.
Пограничник протянул руку и провел по волосам Зофи так, как это с самого отъезда хотелось сделать самому Штефану, – по всей длине белокурых локонов, покрывавших ей спину.
И кивнул.
Зофи стояла и смотрела на него.
«Не надо, Зофи, – взмолился про себя Штефан. – Ничего не надо. Просто сядь, и все».
Штефан приподнял руку с зажатой в ней ладошкой Вальтера так, чтобы Зофи это увидела, и кашлянул – сдавленно, негромко.
Ни Зофи, ни пограничник не обернулись. В соседних вагонах продолжался обыск. Снаружи лаяли собаки.
Штефан приложил палец к губам, подавая Вальтеру знак молчать.
– Все нормально, Вальт, – произнес он громким шепотом, будто не хотел, чтобы его услышали.
Пограничник и Зофи оглянулись на звук его голоса. В притихшем вагоне он прозвучал очень отчетливо.
Когда пограничник снова повернулся к Зофи, он кивнул, и она, слава Богу, села.
Солдат прошел в начало вагона и одно за другим дочитал оставшиеся в списке имена. Штефан с растущим ужасом смотрел, как дети садятся.
Наконец стоять остался он один.
– Тебя нет в списке, – сказал пограничник.
– Карл Фюксель, – ответил Штефан.
Вальтер поднял голову и посмотрел на него. Штефан нервно сглотнул, боясь, как бы младший брат его не выдал. Секунды ползли медленно, как века. Пот каплями тек по спине Штефана, собирался на его безволосой верхней губе. Почему он не послушал тетю Труус? Почему не сделал так, как велела ему она?
Пограничник оглядывал его с головы до ног.
Штефан стоял неподвижно, зажав в руке ладошку Вальтера, такую же мокрую от пота, как и его собственная. Так они и стояли, рука в руке, влажная кожа к влажной коже.
Пограничник еще раз пробежал список глазами, точно боясь, что ошибиться мог он сам, – и он действительно боялся, но по-своему. Когда это началось, когда страх начал безраздельно править миром?
– Карл Фюксель, – повторил солдат, и Штефан кивнул. – Назови по буквам, – потребовал тот.
Штефан постарался ничем не выдать испуга: человек не может не знать, как пишется его имя.
– К… а…
– Фамилию, дурак! – перебил его пограничник.
– Его номер сто двадцать, – сказала Зофи; пограничник повернулся к ней. – Факториал пяти.
Солдат вытаращился на нее, окончательно сбитый с толку.
– У нас у каждого свой номер, – пояснила она. – По номеру искать проще.
Мгновение, которое показалось всем вечностью, пограничник ел ее глазами, потом развернулся и вышел из вагона. Штефан видел, как он спрыгнул с подножки на перрон и пошел докладывать начальству.
Наклонившись к Вальтеру, Штефан сказал:
– Это наш секрет, Вальт. Если кто спросит, я – Карл Фюксель, ладно?
Он вынул из кармана подвеску Зофи и сунул ее за обшивку последнего сиденья. Там все равно никто не сидел, так что, если украшение найдут, обвинять будет некого. Жалко, что ни блокнот, ни книгу так просто не спрячешь, но украшение – уже кое-что.
