Кварт нагнулся и осмотрел его. Одна колотая рана пришлась в живот, в печень. Специально чтобы наступил болевой шок. Мальчик даже не мог кричать. А затем ему хладнокровно перерезали горло. Убийца понимал, что делал.
Кровь еще не потемнела, и красная лужа натекла на доски крыльца. Тот, кто его убил, тело не прятал, просто дождался мальчика и зарезал. Но почему Сид вышел? Кварт не мог выдать себя. Значит, что-то заставило его выйти. Это надо было узнать. За спиной Свирта толпились испуганные работники. Свирт оглядел внутренний двор. Он закрыт со всех сторон. Дрова сложены у забора в поленницу. У стены поставлены одна на другую бочки. Ворота закрыты на засов. «Как сюда можно пробраться? — подумал он. — Это раз. Второе: мальца как-то вызвали. Как и кто?»
— Вас как зовут? — спросил Кварт хозяина.
— Митрофан, ваша милость. — горестно вздыхая, ответил тот. — Что делается-то, что делается… — запричитал он. — Никогда такого в наших краях не было, чтобы вот так прийти и зарезать мальчонку. Ох, беда-то! Что я матери его скажу? Один он у нее был и помощник и добытчик.
— Митрофан, — прислушиваясь к его причитаниям, спросил Кварт, — как сюда можно попасть, кроме ворот? Еще вход есть?
— Нету. Нету, ваша милость.
— А почему Сид вышел на крыльцо? Его кто-то сюда направил?
— Не знаю, ваша милость.
— Позови второго поваренка, поспрашиваем, — приказал Кварт.
Мальчик был рядом, протиснулся и, насупившись, встал перед дознавателем.
Кварт внимательно посмотрел на посуровевшее лицо мальчика и спросил:
— Ты знаешь, зачем Сид пошел на хоздвор?
— Мы услышали шум во дворе, кто-то ворочал бочки. Сид вскочил, сказал, что пойдет посмотрит, кто там, и вышел… вот и все.
— Сильный был шум?
— Ну как… — Мальчик замялся. — Шумели.
— А кроме вас двоих кто-то еще слышал этот шум?
Мальчик пожал плечами:
— Не знаю.
Кварт громко спросил:
— Кто-то слышал шум на хоздворе?
Все молчали.
— Значит, шум слышали только вы двое, — утвердительно произнес Кварт. — Все могут возвращаться на кухню, а ты, — он положил руку на плечо мальчика, — останься.
На крыльце осталось трое — сам Кварт, хозяин постоялого двора и мальчик.
— Видишь, — Свирт показал на бочки, — они стоят нетронутыми. К ним никто не подходил. Значит, ты лжешь. — Он достал жетон и показал мальчику. — Я могу сдать тебя жандармам, и домой ты уже не вернешься, но, если расскажешь мне правду и расскажешь, с кем Сид свел знакомство, я тебя отпущу.
Мальчик разревелся.
— Я ни в чем не винова-ат. Это Сид… он сказал, что ему надо отлучиться ненадолго, а если будут спрашивать про него, сказать про бочки. Он мне дал пять монет. А шуршали не во дворе, а в прихожей. Там темно. Сид сказал, что, наверное, мать пришла, и вышел.
— Я понял тебя, — успокаивающе произнес Кварт. — Расскажи, что знаешь про Сида. Он должен был сегодня вечером с кем-то разговаривать. Я хочу знать с кем.
— Ни с кем он не разговаривал. Только мать его приходила, он с ней поговорил и вернулся.
— Это все, что ты знаешь?
— Да-а, — всхлипывая и вытирая лицо ладонями, ответил поваренок.
— А как его мать могла попасть во двор? — Свирт испытующе посмотрел на мальчика.
Тот засопел, кинул взгляд на Митрофана, но ответил:
— Рядом с воротами в заборе одна доска отходит. Его мать часто приходила по вечерам через эту дыру, а Сид выносил ей остатки еды, что оставались после гостей.
— Это все?
— Да! — воскликнул мальчик. — Хранителем клянусь!
— Ну тогда иди на свое рабочее место.
Свирт, глядя ему вслед, спросил:
— Митрофан, ты знаешь, где живет мать Сида?
— Да, ваша милость, тут совсем рядом. Она прачка, и живут они… жили в подвале…
— Пошли, покажешь.
— А с ним как? — Митрофан кивнул на тело мальчика.
— А он пусть пока полежит. И пошли посмотрим эту дыру. Ты знал о ней?
— Ни сном ни духом, ваша милость.
Доска и впрямь отходила. Но ни Кварт, ни тем более хозяин постоялого двора через нее пролезть не смогли. Значит, убийца был или подростком, что маловероятно, либо очень маленьким и худым. Кварт стал вспоминать всех, кого видел в зале, но никого с подходящим телосложением, чтобы смог пролезть в дыру, не вспомнил.
Вывод напрашивался один: за ним следили и серьезно готовились устранить его. Это не посланники ландстарха, это профессионалы. Они сумели очень быстро, прямо на ходу организовать комбинацию, которая вполне могла сработать. Если бы не его привычка постоянно проверять пищу на яд, он бы уже умер. Затем они стали подчищать следы. Если в этом участвовала и мать Сида, то, скорее всего, ее уже нет в живых. Но проверить не помешает. Кварт думал, что это она дала мальчику яд.
— Проводите меня к ее дому! — решительно приказал он.
Недалеко от постоялого двора стоял мрачный дом из красного кирпича. Все окна его были темными, двери закрыты на навесной замок.
— А что, здесь никто не живет? — поинтересовался Свирт.
— Хозяин дома лет пять назад был обвинен в колдовстве и сожжен. С тех пор дом стоит пустой. Сид с матерью жили в подвале. Они, насколько я знаю, всегда там жили, и при прежнем хозяине тоже, и после его смерти остались жить в нем. Их никто не трогает, живут они тихо и присматривают за домом, чтобы бездомные и бродяги туда не забрались.
— Митрофан, ясно, что яд в суп подсыпал Сид, а яд ему принесла мать. У меня только один вопрос: как Сид узнал, что сыпать яд нужно в мою тарелку? Он мог насыпать в любую другую.
Хозяин постоялого двора остановился и задумался.
— Когда подавальщики приносят заказ, они кричат кому. Про вас кричали — богатый господин из столицы, бараний суп и баранья лопатка.
— А зачем они это делают?
Хозяин замялся.
— Дело в том, что своих мы обслуживаем просто, а для таких гостей, как вы, стараемся сделать все наилучшим образом. И чаевые побольше, и проблем меньше.
— Понятно, — кивнул Кварт. «Значит, мальцу дали мое описание — богатый господин из столицы. Из столицы, потому что платье у меня по столичной моде, и тот, кто давал мое описание, знал местные правила. А кто это мог быть? Самое вероятное — мать Сида».
По ходу разговора они обошли дом и оказались у входа в подвал. Митрофан хотел пройти первым и открыть дверь, но дознаватель его остановил:
— Подожди, Митрофан, это может быть небезопасно.
Он достал боевой амулет и, неслышно ступая, подошел к двери, прислонил к ней ухо и стал слушать.
