– А затем пришли сюда, в самое большое скопление заговоренных замков Города Киева, – понимающе кивнул он. – На мост, где приворожили сотни мужчин. И принялись размышлять о своей привороженной нежити. Мария Владимировна, Мария Владимировна, – странная нежность прозвучала в его укоре. – Вы позволили сердцу биться не в такт Городу, а в такт своим сиюминутным страстям.
– Я просто ищу наугад.
– И вы чуете беду, потому что ее предчувствует Город. Вы связаны с ним. Он всегда даст вам подсказку… И придет вам на помощь. Но слушать его – означает слушать себя. Настоящую себя!
Зазвонил телефон, Маша достала аппарат из кармана куртки – на экране светилось Дашино имя.
И еще до того, как она подняла голову, Киевица почувствовала, что ее Демон исчез. И впервые отметила: она всегда чувствует его приближение.
* * *
Оставив позади Чертов мост, Ковалева прошла бывший Царский сад и бывший Купеческий сад – ступила на новый мост, раскинувшийся прямо над Чертовым беремищем.
Черти словно шли по пятам… но меньше всего Маша боялась хвостатых чертей. Неназванная, так и не пойманная за хвост беда – вот что не давало покоя.
Минут пятнадцать спустя Маша уже шла по Владимирской горке. Они с Дашей договорились встретиться здесь перед дежурством. Катя обещала подъехать прямо на Гору. Последнее время они дежурили по очереди, но сегодня решили идти на Старокиевскую втроем, не дожидаясь полночи, с наступлением тьмы – слишком зацепила всех Трех неразгаданная тайна замка из «сундука мертвеца».
И появление Демона в роли «Летучего голландца» говорило о том, что дурные предчувствия отнюдь небеспочвенны.
Сумерки сгущались. Фонари на нижней террасе Владимирской горки, второй Лысой горе Киева, почему-то запаздывали. Лишь снизу, с Владимирского спуска и с верхней части парка шел рассеянный свет, позволявший Маше Ковалевой видеть контуры памятника князю Владимиру с огромным крестом в руках. И на миг ей показалось, что Владимир опустил лицо и прищурил глаза, словно внезапно разглядел под своим пьедесталом нечто неназванное, не пойманное за хвост, непонравившееся равноапостольному князю-крестителю.
«Интересно, – подумала Маша, – знал ли Киевский Демон лично князя Владимира?… Как давно Дух Города живет на этой земле?
И еще интересно, почему гора носит название Чертово беремище? Ведь по легенде, помянутой настоятелем Злато-Михайловского Феодосием Сафоновичем, под идолом, стоявшим некогда на месте памятника князю Владимиру, обитал вовсе не черт, а бес.
И лишь слепые люди способны мешать в одну кучу чертей и бесов, ибо разница между ними безмерна!»
Черти – ушлые как кошки, преданные как собаки, любимые домашние животные многих ведьм, постоянные участники шабашей, создания любвеобильные, и, в общем-то, безобидные – дальние отпрыски Пана и Фавна.
Бесы – нечто совершенно иное, опасное даже для самих киевских ведьм. Они бестелесны, они могут принять любую форму, войти в любого. И отогнать их способны только бесихи и бесогоны. Подчинить же и подавно неспособен никто. Даже в Книге Киевиц описание бесов крайне абстрактно, витиевато – и, похоже, ее создательницы не обнаружили силы, способной повелевать сим невидимым войском.
Помни, Ясная Киевица, бесы – страшнее волхва, колдуна, мольфара, некроманта, водяниц, упырей и чертей.
Бесы бесчисленны – имя им легион.
Бесы невидимы.
Бесы повсюду.
С бесом под сердцем может ходить по миру любой.
Бес может стать даже тобой!
Маша поднялась по узкой, изогнутой серпом, кирпичной дорожке к Верхней беседке, подошла к ограждению смотровой площадки над памятником. Не так давно Владимирскую горку отремонтировали, ограда над обрывом была совсем новенькой, но и на ней висел чей-то любовный замочек.
«Их и тут начали вешать…» – сделала отметку она и коснулась пальцем замка.
За спиной послышался детский смех. Она оглянулась. Было еще не поздно, невзирая на раннюю темень и холод по парку прогуливались люди, хоть Маша и не заметила среди них веселых детей, все гуляющие поодаль превратились в смутные тени.
А вблизи – между Машей и основной частью парка, пролегла очередная коммунальная яма, беспардонно разворотившая недавно сделанный ремонт, разогнавшая испуганные скамейки, разбросавшая выкорчеванные с корнем бордюры.
Вокруг ямы скучала сонная, уже уснувшая на ночь техника, стояли полые фигуры из красного пластика с привязанными к ним ограждающими лентами и несколько мужчин-рабочих, со скептическим видом взиравшие на невысокую возмущенную Даму в очках.
– …Я директор! – говорила им Дама. – И я еще раз повторяю, зачем вы вырыли посреди парка эту огромную яму?
Даже в сумерках было видно, что по возрасту Дама – еще девушка лет тридцати, но очки в дорогой оправе, светлое пальто цвета топленого молока и перчатки на тон темнее, несомненно, претендовали на Даму, как и ее начальственный тон.
– Распоряжение КМДА, – ответил мужчина, по виду типичный Старшóй. И бас его был потягивающимся и ленивым, демонстрировавшем Даме нелепость ее вопроса, на который она получает сейчас ответ только из вежливости, только потому, что она дама, да еще и директор, да еще и в очках. – Распоряжение у нас: завершить прокладку инженерных сетей.
– И когда вы сможете ее завершить?
– Так мы не начинали еще, – ответил Старшóй голосом безмятежно-бесстрастного Будды.
– Почему? – воззвала к его профессиональному буддизму Дама в очках.
– Денег на это не дали пока.
– Но ваша яма стоит тут уже месяц, – голос молодой директорши не смог удержать начальственную интонацию, сорвался. – Стоит под дождем. Ведь это опасно для ваших сетей. И люди по жуткой грязи ходят… Тут дети играют! У нас пони вчера в вашу яму чуть не упал!..
– Но денег ведь нет, – мужчина явно смотрел на очкастую директоршу как на человека с ограниченными умственными способностями.
– Так зачем же вы нам тут все раскопали, если денег на сами инженерные работы не дали? – едва не закричала Дама.
– Потому что первым пунктом в распоряжении сказано «вырыть яму», а уже вторым – «положить в нее инженерные сети», – объяснил ей Старшóй тоном учителя, в сотый раз повторяющего простейшее правило глупому школьнику. – Мы выполняем те пункты, которые можем.
– Но если денег на прокладку все равно нет, почему вы ее не зароете?
– Женщина, как вы не понимаете?… Потому что потом опять все раскапывать придется!
Дама молча схватила воздух ртом. Маша видела, как на ее тонких, тронутых нейтральной помадой губах трепещут украинский, русский, английский (свободно), польский (чуть хуже) и немного шведского. Но Дама не могла сыскать среди всего этого разнообразия слов ничего, способного охарактеризовать глубину и непреодолимость лежащей пред ней ямы.
