А Маша извинительно посмотрела на свой череп-колобок, прошла в комнату и поставила персонального «Йорика» на каминную полку.
Прислушалась к себе – уколы в печени становились все более ощутимыми, но в остальном самочувствие пока оставалось прекрасным. И она хотела уже рассказать коллегам о новоявленной магии «Киев – я» и сообщить, что у них есть достаточно времени для обсуждения непоседливого «колобка», королевской короны, молнии и «ведьминого котла».
Но тут, как говаривал друг Йорика Гамлет, образовался магнит попритягательнее.
– Получай свой заказ! – Катерина Михайловна подхватила принесенный сверток, сняла шуршащую коричневатую бумагу и протянула Маше большой длинный дореволюционный кирпич с именным клеймом «А.С.Луневъ» обещанного характерного желтоватого цвета
Один из многочисленных «отпрысков» киевского коммерсанта Лунева – он был куда больше современных стандартных кирпичей, и куда тяжелей. И лишь Маша Ковалева почувствовала, что бедняга-кирпич дрожит сейчас всем своим телом, как несчастный потерянный щенок.
Младшая из Киевиц осторожно приняла его, положила себе на ладони, прислушалась.
– Ну что там? – понизила голос до хриплого шепота Чуб.
– Идите лучше на кухню, – распорядилась Маша Ковалева. – Выпейте кофе. Он в стрессе… Он не будет при вас со мной говорить.
* * *
На кухне, у теплой изразцовой печи обнаружились все три представителя местного семейства кошачьих.
Рыжая Изида Пуфик в данный момент работала градусником – спала, прикрыв пушистым хвостом розовый нос. Верный призрак приближения снегов и морозов.
Блондинка Белладонна активно вылизывала переднюю лапку – «намывала гостей». Или свидетельствовала, что неведомый гость уже появился в их Башне?
И лишь невозмутимый кот Бегемот бил байдыки – устроившись на самом навершии изразцовой печи, смотрел оттуда на всех свысока с невозмутимым всенаплевательским видом.
Чиркнув спичкой, Катерина разожгла огонь на плите, наполнила водой допотопный серебряный чайник. Уже очень давно она порывалась привезти сюда новый электрический, чтоб не ждать, когда местный долгожитель вскипит на своей ровеснице – старенькой газовой плите. Но кто знает, вдруг древний чайник – часть магии этой кухни, и связан заклятием с развалюхой-плитой, и стоит убрать его – половина зелий, которые следует заливать кипятком, сразу окажутся бракованными?
Землепотрясная Даша энергично распределила по глиняным чашкам кофейные ингредиенты.
Катерина взглянула на часы.
– Спешишь? – поинтересовалась Даша.
– На свидание. Отрабатывать наш кирпич. Чего бы мне это ни стоило.
– А в чем проблема вообще? – не уловила трагедии Чуб.
– Вчера утром Топов прислал мне тысячу роз.
– Тысячу? Во слабак – всяк дурак знает, что слать нужно миллион.
– Днем серьги. Вечером колье. А в полночь – бриллиант.
– Да ты настоящая жертва… страдалица! – не удержалась от иронии Даша. – Только я ведь посмотрела в окошко. Твой Топов – весь в топе. Мой тебе совет, красота наша, меньше парь голову. Расспросишь его обо всем, трахнешь, потом кукарекнешь «Забудь!» и – адью.
– Эх, если бы я знала, о чем именно его нужно расспрашивать, – сказала Катя, опуская второе предложение.
– Думаешь, то, что стройка с кирпичом и замком принадлежит твоему мужику – совпадение?
– Вряд ли.
Катя внезапно успокоилась, словно все разом стало на свои места.
Глашатай брутальных сермяжных истин Даша Чуб глаголила чистейшую правду – стоит решительно отбросить глупейшее женское нежелание выкапывать «труп» поклонника, уже признанного однозначно негодным и переживать очередное разочарование… окажется, что история вовсе и не о любви.
Встреча, на которую подтолкнула ее сама святая Варвара, была не случайной и отнюдь не случайность сводит их вновь.
Не бывает в жизни Киевиц таких совпадений.
– Ты увидела на небе знамение и позвонила мне, – принялась раскладывать событийный пасьянс Катерина. – Я в это время была у святой Варвары, твой звонок до меня не дошел. И тогда внезапно я получила сообщение от Топова – точно сама Варвара советовала встретиться с ним… Только это не Варвара, а Город, наш Киев. Очередное знамение, и не о любви – о беде. Мы могли предвосхитить ее. И не только замок в сундуке у Витольдовича… сам Топов тоже связан с нашей бедой!
– Только одно во-още не мешает другому. Можно и дело поиметь, и мужика, и любовь… Разве мама не говорила тебе заняться, наконец, личной жизнью?
Дашин укоризненный выпад опять угодил «в яблочко».
Катя задумчиво взяла в руки свою чашку, еще раз помешала ингредиенты будущего напитка и спросила:
– Раз уж речь зашла о любви… Ведь можно приворожить человека Присухой и на ограниченный срок? Например, на неделю?
– И на час, и на два. Есть такая фигня, – подтвердила Чуб. – Разве не помнишь? Того же Мирослава я приворожила на каких-то тринадцать часов… И если бы он не погиб за час до окончания действия Присухи, гулял бы сейчас себе живой и здоровый.
– А ты можешь сделать Присуху для меня? Ты же не раз варила приворотное зелье. Акнир говорит, у тебя на него рука легкая.
– Ушам не верю во-още! – ошарашенно вскликнула Чуб. – Тебе-то зачем? Кто он, кто вообще перед тобой устоял? Кого ты собралась привораживать?
– Есть такой человек, – усмехнулась Катерина Михайловна. – Это я. И никто, включая святую Варвару, мне тут не поможет. Такой пустырь внутри… В общем, ты могла бы приворожить меня к Топову? Например, для проверки – на час или два. В конце концов, он старается. Кирпич вот достал! Но ведь не в нем одном дело. Дело во мне… Я сама – как черствая булка без изюма и масла.
– Катя, а чего нет? – громко подбодрила Чуб. – Нужно же и тебе иногда расслабляться! Такой нежненький легонький отварчик… ща, Кать, организуем. В шкафу травяной сбор есть готовый. О, как раз и чайник вскипел!
* * *
Минут двадцать спустя на кухню вошла Маша.
Завернутый как дитя в теплый платок киевский кирпич «Луневъ» лежал у нее на руках, и Киевица продолжала нежно укачивать его, легонько похлопывая по спине.
– И как наш найденыш? – голос Даши стал сладким, точно Маша и впрямь усыновила младенца.
– Он пережил сильный стресс. Все его родные погибли.
– Бедный, бедненький, – засюсюкала Чуб. – Но ты не бойся, Лунев, ты останешься жить с нами тут, – Даша была готова приютить осиротившей кирпич, обогреть, приголубить. – Хочешь, поселишься у печки, на кухне?
– Он хоть что-то сказал? – сурово поинтересовалась Катерина Михайловна.
– Крушение дома для него – все равно, что для нас конец света, – сострадательно пояснила Маша. – Если бы на меня упала атомная бомба, я бы вряд ли приметила какие-то детали.
