– Конечно, покарает, – убежденно подтвердил Алексей.
– А давай-ка проверим! – Федор вмиг оказался у гроба Варвары. – Давай я возьму… – пробежался он азартным взором по обетным дарам – украшениям, орденам, а также отлитым из серебра и злата крохотным человеческим ножкам, ручкам, головам, туловищам и сердцам, свидетельствовавшем о том, какая часть тела болит у просителя. – О! Давай я украду сребную ногу нашего звонаря Захария, – облюбовал жертву он.
– Звонаря?… – опешил Алексей (братия Михайловского, как и монахи других монастырей, просила Варвару подсобить им с добрым здравием не менее часто, чем простые прихожане).
– И мы посмотрим, Варвара покарает меня? Вот прямо на месте, громом и молнией!
– Как ты можешь?… – не на шутку испугался Алесей, – отойди, а то увидит тебя гробовой, да расскажет еще благочинному. Ты не думай, он зоркий – все обетницы знает наперечет!
Бесчисленные дары прихожан на деле пересчитывались, и весьма скрупулезно. Гробовой – монах Нафанаил, состоявший при гробе Варвары, приходил с большой тетрадью, и подробнейшим образом записывал в нее сколько «приносимых разных штучек» златых и сребных пожаловали в подарок святой. Снимал их с балдахина, вынимал из гроба, взвешивал на весах:
«Корпусов – 88, головок – 58, очей – 50, ух – 1, грудей – 8, сердец – 17, ручек – 23, ножек – 14, зубов – 1».
И даже на излишне старательного Алексея, постоянно крутившегося у раки, подтиравшего бесконечную восковую капель от свечей, Нафанаил поглядывал недружелюбно и косо, точно постоянно боялся не досчитаться обетных даров.
Но слова Федора редко расходились с делом. Он быстро протянул руку с намерением сорвать с балдахина над ракой правую (хромую!) ногу их звонаря.
Алексей звонко ударил его по руке.
– Гробовой на меня ведь подумает!
Больше всего Алексей боялся, что однажды его послушание убирать в храме заменят на иное.
Послушание свое он любил и жизни своей не представлял без него. Можно ли придумать лучшее занятие в Злато-Михайловском, чем ухаживать за ракой святой девы Варвары, состоять при ней, ежедневно купаясь в лучах ее божественной святости?
По правде, Алексей скромно полагал, что ничем не заслужил столь благословенный удел и получил его лишь оттого, что близкий к благочинному отец Александр был его дядькой, братом покойной маменьки Лизы. Но, конечно, никакая родственная связь не защитит его, если однажды гробовой обнаружит пропажу драгоценных обетных даров.
– Вот видишь, ты сам не веришь, что Варвара меня покарает. Варвара, а не наш благочинный, – оскалился Федор.
– Не верю, – честно сказал Алексей. – Варвара ведь не злая. Она не карает за глупость. А ты по глупости говоришь сейчас это. А не от зла. И не от корысти. И не от сребролюбия. От глупости только.
– От глупости, нет ли, а за воровство у святых Всевышний всегда карает. И даже царям не миновать кары небесной! – сказал вдруг хриплым и резким голосом старец Пафнутий, все это время безмолвно восседавший в полудреме на лавке и казавшийся присутствующим почти неживым. – Как отобрала немка все наши земли – с тех пор и проклят весь ее род! И сын ее, царь, нехорошей смертью помер. И внук ее, царь, молодым со свету ушел. А второй внук ее, царь, самый страшный грех совершил – руки на себя наложил. И правнук ее, царь, от сонма бесов смерть примет… И праправнуку несдобровать! Ведь записано было в древнем Евангелии нашем Михайловском: кто силой отберет монастырские земли, тот проклят будет!
«Ох… из огня да в полымя!» – невольно подумал Алексей.
Кабы не холера, еще весной с восстановлением путей Пафнутий должен был перебраться в Феофанию – в обитель для старых монахов с прилегавшим к ней монастырским кладбищем.
Был он почти слеп и почти недвижим, и в теплое время день за днем сидел на ступеньках храма, подставляя незрячие глаза и лицо солнцу, пребывая в своем полунебесном мире, где не существовало никаких земных кесарей.
Но хоть старец и вел богоугодные речи во славу царства небесного, критиковать земных царей ему точно не следовало. И пусть в глубине души Алексей был согласен с Пафнутием, он испугался за старика, ведущего крамольные речи в присутствии скептика Федора и совсем юного Петра, который по глупому малолетству перескажет их позже кому угодно.
– Слушай меня, отрок! – старец глядел своими полуслепыми глазами одновременно на всех и ни на кого. – Лучше тебе самому себе руку отрезать, чем у святой церкви украсть, как это сделал твой предок… я ведь знаю, из какого ты рода, изурочен твой род… таким, как ты, раз согрешив, уже не покаяться.
– Идемте, старец Пафнутий, я лучше вас в келью сведу, – примирительно сказал Федор.
Не был, не был Федор плохим человеком! Просто мелкий бес постоянно бегал за ним, дергал за полы ряски, лез под скуфейку, теребил за косицу, шептал в ухо, подбивая на крамольные мысли и речи.
– Лишь голова святого Владимира царей наших может спасти! – Слепые белесые глаза старца Пафнутия заморгали часто-часто. – Кто из царей ее в уста поцелует – спасется. А тот, кто обретет главу Владимира, получит власть над всем миром. Превеликая наша святыня – честная глава князя Владимира в Печерском соборе. А мы, как идола нам тут проклятого поставили вновь – прокляты, прокляты…
– Завтра моих родителей там отпевают. В Великой церкви Печерской, – сказал тихо маленький Петр.
– В Лавре? – переспросил Алексей. Вот, выходит, отчего отец Александр беспокоится, не уйдет ли их сладкоголосый херувим в первейшую на Киеве Лаврскую обитель.
– А ты можешь пойти со мной на похороны? – Петр с печалью посмотрел на Алексея, заранее ожидая услышать отказ.
Знал, завтра состоится и иное – великое событие, торжественное обнесение святых мощей Варвариных вокруг Злато-Михайловского монастыря ради избавления от холеры, предотвращения новых смертей. И до последней минуты Алексей в свою очередь не сомневался: уж ради такого события Петр точно останется в обители.
«Отговори его выходить за пределы монастыря. Сам знаешь, опасно это…»
Но как отговорить сына идти на похороны собственных родителей, маменьки с папенькой?
Кто бы мог отговорить его, Алексея, проводить в последний путь любимую мать?
Да и какая опасность угрожает Петру, ведь мальчик теперь под покровительством святой Варвары?
– А она может оживить моих родителей? – с внезапной надеждой спросил юный Петр. – Она ведь все может! Ты сам говорил… Ведь Господь воскресил Лазаря, а раз она рядом с Господом на небе стоит, может, попросить у него. Ведь так? Оживи моих родителей святая Варвара… оживи!
Мальчишка вдруг фанатично и жарко закрестился и рухнул на колени пред серебряной ракой.
Глава вторая,
в которой Катя идет на свидание
…близок, близок срок,
Что всем он станет мерить
Мой белый башмачок.
Анна Ахматова
17 декабря
