– Ничего. Контршпионаж – грязная работа, даже в военное время.
Услышав их разговор, он почувствовал, как всё тело парализует страх. Как, она будет тут расхаживать и всем показывать те фотографии? Этого нельзя допустить. Её нужно остановить. Он должен заполучить эти снимки.
Кнут выскочил на крыльцо губернаторского домика, когда увидел историка, возвращающегося из столовой.
Хенрик Сигернес помахал ему рукой.
– А ты что на ланч не идёшь? Там, конечно, не особенно весело, но рыбная запеканка вкусная. – И он рассказал обо всём, что случилось на встрече в первой половине дня.
Кнут только головой качал.
– Думаю, я вычислил трёх-четырёх кандидатов в убийцы. Но после всего, что произошло, – не знаю. Может, следует отложить всё до тех пор, пока мы не приедем в Лонгиер. Себастьян Роуз считает именно так.
– А чем мы рискуем, если зададим им несколько простых вопросов?
Кнут вдруг заволновался:
– А ты нашёл открытку?
– Да, просто вывалилась из папки. Лежала на дне чемодана. Я взял её в столовую, чтобы отдать тебе. – Хенрик Сигернес вытащил из кармана куртки и протянул Кнуту небольшую открытку с видами Шотландии, как утверждала подпись.
Кнут перевернул открытку и прочитал текст.
Гринок, 28 апреля. Всё в порядке. Возвращаемся на Шпицберген. Остальное – когда доберёмся. Можешь гордиться своими сыновьями. Оттар.
– Так, теперь у нас есть образец почерка. Но, к сожалению, печатными буквами. Тут много не выжмешь. Почтовый штемпель на вид подлинный. Королевская почта, Клайд, 29 апреля 1942 года. Значит, в почтовый ящик её бросили за день до выхода двух судов из Гринока. И она пролежала на почте до самого конца войны.
– Всё так. – Историк о чём-то задумался. – Эта открытка – единственное свидетельство того, что подозреваемый вернулся на Шпицберген вместе с экспедицией «Фритхам». А может, он хотел, чтобы все так подумали? А сам во время всей этой неразберихи затерялся в Шотландии?
Но Кнут уже размышлял о другом. Почувствовав, что замерзает, он быстро закончил разговор с историком, вошёл в дом и стал рыться в старой полицейской папке. Выложил на стол последний рапорт. Перечитал вопросы ленсмана и его замечания относительно трупа в машине.
Открытка смотрелась рядом с пожелтевшими листками как яркое голубое пятно. Кнут её перевернул. Можешь гордиться своими сыновьями. Множественное число. Уж не своего ли брата убил тот человек из Сёр-Варангера?
Глава 25. В ледяной ловушке
Вокруг двух кораблей со всех сторон был лёд – в метр толщиной и ровный, как снежный наст на берегу. Ни единого тороса. Ни трещины, ни просвета – ничего, что предвещало бы облегчение работы маленького ледокола. Только ровная сверкающая поверхность от края до края, по всему Ис-фьорду.
Люди привыкли к шуму – к хлопкам и дребезжанию парового котла, к непрерывному скрежету льда по бортам, к перестуку двигателя на холостом ходу, когда, пройдя несколько метров, корабль в очередной раз застревал.
Дни тянулись долго. Относительно берегового пейзажа, мало-помалу делавшегося привычным, они почти не сдвигались с места. Далеко впереди раскинулся Лонгиер, но они пока что направлялись в Грен-фьорд. Так решило командование.
За ними тонкой чёрной линией тянулся ледовый канал – единственный росчерк среди абсолютной белизны. «Селис» шёл следом, на расстоянии в несколько сотен метров. Над ледоколом вился чёрный дым, повсюду вокруг чувствовался запах сгоревшего угля. Порыв ветра засыпал сажей палубу и всё, что на ней находилось. Люди были утомлены и раздражены – и так с утра до вечера. Их затягивала трясина безделья. Покер и кофе, кофе и покер. Это плавание казалось странно нереальным, фантастическим. Война шла далеко-далеко, они возвращались в шахты, оставив в прошлом шотландскую казарменную жизнь.
Как-то вечером капитан Фрей спустился в каюту, где он был в тот момент один, совсем как в прошлую их беседу. Удивительно, что никого другого не оказалось рядом, и на этот раз в случайность он не поверил.
– Я знаю, кто ты, – сказал Фрей. – И позволю себе заметить, что встречал людей гораздо хуже. Тебе, вероятно, трудно в это поверить? Если ты так думаешь, это говорит в твою пользу. Но ты, конечно, понимаешь, что здесь на борту немногие со мной согласятся.
Ему случалось убивать людей и за меньшее. А этот английский офицер держался совершенно спокойно, сидел и смотрел на него своими добрыми серыми глазами.
– Даже не думай. – Эти слова офицер произнёс очень тихо, почти про себя. И он застыл, как будто даже пошевельнуться не мог без разрешения англичанина. Просто удивительно, что у этого милого и общительного человека с небольшим брюшком была такая власть. Но ему даже в голову не приходило сопротивляться.
– Харальд Ольдерволл попросил меня выяснить, кто ты. Я ни о чём ему не расскажу. Твои признания останутся здесь, в каюте. Между нами. Но одно я должен знать точно, это очень нужно союзническим войскам. Ты – тот партизан, который действовал в Сёр-Варангере?
Наконец он мог говорить. Но от страха голос его не слушался:
– Нет. – Одно-единственное слово, произнесённое неожиданно осипшим голосом.
Джордж Фрей откинулся на переборку, на его лице ясно читалось разочарование.
– А не встречался ли тебе там человек, который много ездит и у кого есть возможность прятать радиоаппаратуру? Невидимка, которого никто не замечает?
– Да уж, понятно, мать вашу, почему вы думали, что это я. Невидимка. Это в точку.
На него вдруг накатила горечь. Неужели это никогда не кончится? Он жаждал только одного – чтобы его оставили в покое.
Английский офицер, должно быть, что-то понял по его застывшему лицу и наклонился к нему. – Даю тебе слово, что никому не передам то, что я о тебе знаю. У нас впереди несколько очень тяжёлых месяцев. Со Шпицбергена многие не вернутся. Мне непонятно, как вы могли не разобраться, почему мы здесь. Сейчас враг, сидящий в Берлине, смотрит в другую сторону. На Восточный фронт. Но скоро его взгляды снова обратятся на север. Если на Шпицберген отправят линкоры, наша маленькая экспедиция будет обречена. Не выживет никто. Мне известно, что ты убил священника в Сёр-Варангере. Однажды война закончится. И тогда они пойдут по твоему следу. Тебе не уйти. Но я не полицейский, я решаю военные задачи.
Он поднялся и пошёл к двери, продолжая говорить негромко, но чётко:
– Ты сам выбрал этот путь – сражаться вместе с нами. Выполняй свой долг, будь солдатом и другом для своих друзей. Это единственный совет, который я могу тебе дать. – На пороге он обернулся. – И ещё одно. Спрячь эту проклятую икону. Ты никого не обманешь своей жалкой историей. Люди жадны, как ты и сам знаешь.
Английский офицер связи был уже в коридоре, шаги его вскоре стихли. Он лёг на койку и заплакал – в первый раз с тех пор, как был совсем мальчишкой.
