— Что яблоко! Говорят, вы быка одним ударом прихлопнуть могли, — подобострастно сказал Изотов.
— Да что быка! Я государя императора Петра Федоровича одним ударом… — И бешеные глаза человека со шрамом взглянули на несчастного сержанта. Тот только перекрестился.
И вновь глаза графа помутнели.
— Что же мы тут… гости никак пожаловали? — И граф торопливо пошел к высоким дверям залы.
Он широко распахнул двери и склонился в низком поклоне:
— Матушка государыня к холопу своему… А мы как раз про мужа твоего убиенного… да про «известную женщину» толкуем…
Граф не договорил и вновь склонился в поклоне:
— А вот и консул английский сэр Дик с распрекрасной супругой своей… много способствовал сей англичанин в поимке «известной женщины»… А вот и адмирал Грейг… большие заслуги и у него в этом деле были.
Граф стоял один в пустой зале и бесконечно церемонно раскланивался с пустотой, встречая ушедшую эпоху. А сзади полумертвый от страха Изотов только приговаривал:
— Ваше сиятельство… Ваше сиятельство…
Но граф не слышал. Он видел, как в залу вошла она. Как тогда, на корабле, на ней был длинный черный плащ с капюшоном, надвинутым на лицо…
Граф захрипел и упал навзничь на драгоценный паркет.
К дворцу уже подлетали тройки. С визгом и хохотом соскакивали цыгане, удалые скоморохи да плясуны. Обезумевшие люди графа бестолково носились перед домом, разгоняя приехавших.
Граф умирал. Умирал тяжело, в муках. Речь отказала — он хрипел. И глаза его наполнялись слезами. Он лежал на огромной кровати, под потолком, украшенным плафоном «Триумф Минервы»: аллегория триумфа императрицы Екатерины Второй в войне с турками.
На стене висел парадный портрет императрицы: Екатерина со скипетром и короной.
На столике у кровати лежал золотой медальон в форме сердца, осыпанного бриллиантами. Медальон был раскрыт, и внутри него улыбалась все та же императрица.
Только трое во всей России имели право носить такой медальон. Два фаворита императрицы — Григорий Орлов и Григорий Потемкин. И он… Но сейчас этого никто не помнил, и никого это не интересовало. И старый медальон пылился на столе, и старый человек, окруженный императрицами, умирал в постели.
Иногда он забывался. И в забытьи слышал собственный голос. И видел лицо деда, так напоминающее чье-то лицо.
— Чье лицо? — прошептал он.
И понял: его лицо… лицо старика, умирающего сейчас в постели.
— Не всегда был я старый, внучек, — говорил дед, — молодой был, да отважный, да забиячливый. И за то прозвали меня товарищи Орлом. А Петр Алексеевич только Россией начал править. И мы — стрельцы — великий бунт против него учинили. Велено нам было голову сложить на плахе.
Он видел…
…как поднимался его дед на плаху… как под ноги деду покатилась отрубленная голова казненного стрельца. И, с усмешкой взглянув на усталого палача, уже поджидавшего его с топором, дед, как мячик, откинул ногой отрубленную голову. И, засмеявшись, положил свою — под топор, на плаху.
— Увидел царь — и понравилось ему бесстрашное озорство мое, — слышал он голос деда. — И помиловал он меня. Помни, внучек: до конца имей надежду и смерти не бойся.
— Смерти не бойся, — беззвучно шептали губы старого графа.
Около постели графа сидела Анна, любимая, единственная дочь графа. Ее мать умерла сразу после ее рождения. Сейчас Анне исполнилось двадцать лет.
Анна всматривалась в изуродованное страданием лицо графа.
В глазах старика стояли слезы. Он о чем-то просил, что-то хотел сказать. Но она не могла его понять и только умоляюще шептала:
— Что прикажете, папенька?
— Сына просят, — сказал сзади Изотов, — за сыном велят послать.
Старик умоляюще кивнул.
— Пошлите за Александром, — сказала дочь и заплакала.
И опять граф впал в беспамятство. И опять он видел деда своего — старого Орла.
Они стояли перед дедом в ряд, пять красавцев гвардейцев, пять родных братьев.
— Пять братьев вас, пять Орлов… Ты, Гришка, самый красивый, — подмигнул дед Григорию. — Но зато ты, Алешка… — И дед глянул на Алексея. — А ну, покажи нам…
Привели быка. Черный, огромный, бык неподвижно стоял перед братьями. Алексей подошел к быку. Сжал пудовый кулак. И одним страшным, быстрым движением ударил быка меж рогами… Качнулся бык. Рухнул как подкошенный. Крик восторга вырвался у братьев.
— Да, ты самый сильный, — шептал дед, — но ты и самый буйный, осторожки в тебе нет. Но на то, внуки, даден вам брат Иван. — И он ткнул в старшего брата. — Он самый хитрый, и он отца вам вместо.
А Владимир да Федор — младшие, всем вам преданы. Одна душа и одна голова… Покуда вместе будете, никому вас не сломить!
Императрица на потолке улыбалась.
— Сломила… — слышал свой голос умирающий граф, — одна ты нас всех сломила.
И он увидел императрицу совсем молодой великой княгиней на том балу.
— Тогда все ночи танцевали, — усмехнулся старик, — Елизавета села на трон после переворота… Был он ночью устроен… И теперь по ночам боялась спать. И Петербург танцевал, танцевал до утра. Бал… бал…
Они стояли в дворцовом зале — Григорий и Алексей, два красавца — высоченные, в блестящих гвардейских мундирах.
— Ох и хороша великая княгиня. Ей-ей, хороша! — шептал Григорий.
Екатерина, танцуя, вдруг обернулась.
— Отметила! — зашептал Григорий и совсем приник к уху брата: — Загадал, коли сейчас еще обернется… Ну, обернись, душа ты моя!
И опять, танцуя, Екатерина мельком взглянула на братьев. И улыбнулась.
— Моя будет, — прошептал Григорий.
— Да ты в своем уме? — лукаво взглянул на брата Алексей. И восхищенно добавил: — Ох, Гришка! Ну враг! Сущий враг!
Торжественно раскрылись парадные двери. Вошла высокая, полная, немолодая дама в роскошном платье.
— Императрица… Елизавета Петровна… — неслось по зале.
— Модница была… не нашивала одно платье два раза. После смерти остались в ее гардеробе пятнадцать тысяч платьев… — шептал старик.
За императрицей следовал тоже высокий, тоже дородный и тоже немолодой господин: граф Алексей Григорьевич Разумовский — фаворит и, как утверждала молва, тайный муж Елизаветы.
— Вот он, ночной император, — шептал Григорий Орлов брату. — А ведь простым певчим был, грамоты не знал… В хоре его увидела да и влюбилась без памяти. Попал в случай…
За Алексеем Разумовским важно вышагивал господин помоложе, столь же высокий и величественный — граф Кирилла Григорьевич Разумовский, родной брат Алексея, гетман Малороссии.
