Каратыгин поспешно натянул фуражку, застегнул на все пуговицы мундир и сказал:
— Я побегу. Наш ветеран опять отличился — принял алжирца за таджика. Придется мне улаживать. Как дочитаете, стукните в стену тут, под Арнольдом, и сержант вас проводит.
— Не боитесь оставлять постороннего в своем кабинете? — полюбопытствовал я.
— Нисколько, — хмыкнул майор. — Вы не похожи на уголовника. К тому же сейф заперт, а из ценных вещей здесь только эта книга. — Каратыгин поднял со стола и показал черный том с серебристой надписью «Шекспир» и закладкой на середине. — Если кто-нибудь ее сопрет, я буду только рад. Жена заставляет читать: без классики, говорит, нельзя.
— Вам что же, не нравится Шекспир?
— Не нравится, — с досадой в голосе подтвердил майор. — Раздражает, не при жене будь сказано. Читаю и все время примеряю на наши условия. Знаю, давно написано и страна другая, но правовая культура у классика — ниже плинтуса. Этот принц как будто не в Дании живет, а в Чечне, прости господи… Ну хорошо, поступил к тебе сигнал насчет дяди, ладно, ты его проверил, но какого рожна самому шампуром махать? Приди в свой эльсинорский райотдел, напиши заявление, разберутся… Нет, горячему датскому парню только кровную месть подавай! — Махнув на прощание рукой, майор скрылся за дверью.
Если бы в голове у принца Датского были такие же весы, как и у меня, многих бед удалось бы избежать, подумал я. Полоний, Офелия, Розенкранц, Гильденстерн, Лаэрт, Гертруда — почти все бы остались целы, а с Клавдием приключилось бы какое-нибудь злосчастье уже в первом акте пьесы. Хотя при таком раскладе пьесы не было бы вообще. Все же здорово, что нашей команде не по силам перелопатить классику задним числом. Уж мы бы навели шороха в мировой литературе. Трудно даже вообразить масштаб разрушений…
Усилием воли я отогнал подальше соблазнительные картинки и, прихлебывая кофе, стал изучать содержимое папки. Та-ак, справка из Мостранса о состоянии дорожного покрытия (в норме), справка из Мосгидромета о погоде в день аварии (осадки не выпадали, ветер слабый, видимость отличная). Криминалистический осмотр на месте — четыре листа. Трасологическая проверка — еще три листа… Ага, «в процессе дорожного движения в районе ул. Краснодонской на скорости более 100 км/ч водитель автомобиля марки «Aston Martin» в 18 часов 07 минут потерял управление, в результате чего произошел наезд на бетонную опору забора…» Фото забора. Посерьезней, чем в парке Мирадор-дель-Сур.
Что случилось потом, тоже было ясно: «…под действием инерционных сил при резком замедлении тело водителя, не будучи зафиксировано ремнем безопасности, вынесло через проем лобового стекла. При такой скорости сработавшая подушка безопасности не могла удержать…» Ага. Автотехническая экспертиза — еще два листа: «…дефектов, которые имелись до ДТП и могли бы привести к потере управляемости, не найдено… повреждения автомобиля расположены в передней части, перечень поврежденных частей зафиксирован в протоколе осмотра… рулевая колонка погнута, деформированы капот, бампер передний, отсутствует (разбито) лобовое стекло…». И так далее. Сколько же там деталей! Таблица повреждений, расчет по трем коэффициентам, вывод: «автомобиль ремонту не подлежит».
Да и черт бы с ним, с железом. Я взял в руки лист с результатами судебно-медицинской экспертизы и заключением патологоанатома. «Содержание этанола в крови не превышает допустимую норму», а сам этанол «возник в результате ферментации углеводной пищи в желудочно-кишечном тракте». Я и так не сомневался, что во время аварии он был трезв. Левка не стал бы управлять машиной в пьяном виде. Устал и заснул за рулем? Вряд ли — такое редко случается средь бела дня. И в конце — самое грустное: «повреждение шейного отдела позвоночника, параорбитальная гематома, перелом основания черепа» и, как итог, «сочетанная травма, не совместимая с жизнью». Эх, братец, судьба-индейка…
Я закрыл папку и положил ее на стол. На взгляд дилетанта, выводы экспертов выглядели убедительными. Как филолог я иногда могу чувствовать лажу в отчетах, даже если далек от темы. Когда люди пытаются что-то скрыть или затушевать, они пользуются одними и теми же уловками. Тут, мне кажется, все честно. Другое дело, что экспертиза — штука более-менее формальная, а всякий специалист, как известно, подобен флюсу. Каждый накрывает свою область. Всё, что между ними, протекает сквозь пальцы и уходит в песок. Поэтому здесь нет ответов на вопросы о трех важных вещах — их попросту никто не задал.
Первое — всё тот же ремень безопасности. Доказано, что Левка его не застегнул, но вот почему? Даже если допустить, что братца одолел приступ рассеянности, он должен был слышать звуковой сигнал. Думаю, в «Астон Мартин» он такой же громкий и неприятный, как в машинах рангом пониже. Что, Левка оглох? Раньше, по крайней мере, у него не было проблем со слухом. Может, он отключил сигнализацию сам? Но с какой целью?
Второе — причина, по которой он оказался на улице Краснодонской в тот день и час. Почему разогнался до такой скорости? Он торопился с кем-то встретиться? С кем и зачем? Понятия не имею. Я знаю о нынешнем Левке куда меньше, чем любой сотрудник департамента, где он служил последние полгода. Со временем я наверняка узнаю больше: тут главное — не суетиться и ничего не вынюхивать у тех, с кем я теперь работаю. Люди рады поделиться сведениями о ближнем, но не любят слишком назойливых расспросов.
Ну и третье — автомобиль. Когда мы виделись с братом на отцовских похоронах, у него было скромное авто экономкласса. Можно, конечно, сделать поправку на выросшие амбиции Левки, но раньше он не был любителем крутых тачек. Говорил, что не видит смысла в автороскоши, поскольку главное в машине — четыре колеса, а раз так, зачем платить больше?.. И вдруг — навороченный «Астон Мартин», который явно влетел ему в копеечку. С чего бы? Думаю, нужно повнимательнее присмотреться к машине. Точнее, к тому немногому, что от нее осталось. Фотографий из папки мне теперь уже мало…
Я подошел к постеру со Шварценеггером и костяшками пальцев стукнул в стену. Спустя полминуты в кабинете опять возник белобрысый сержант Котов. Он взял у меня папку и, услышав, куда я хочу попасть, не удивился и не стал возражать. А только кивнул и сказал: «А-а, это в КДЖ. Сейчас сходим». Через дежурную часть мы прошли во внутренний двор. Сержант попросил обождать, скрылся в маленькой пристройке с затемненными окнами и вскоре вернулся — без папки, зато с синим номерком, вроде тех, которые выдают в театральном гардеробе, только немного потолще. На нем было выбито число «11».
— Там внутри микрочип, чтобы было удобнее искать, — объяснил он. — Правда, пока не работает. Весь комплект оборудования еще не завезли. Но ничего, найдем и так. За мной!
— А как расшифровать КДЖ? — спросил я у Котова, следуя за ним вглубь двора по дорожке, выложенной желтым кирпичом. — Это у вас такое название стоянки?
— Пока электроника не подключена, названия нет, — на ходу объяснил сержант. — Майор еще думает. А мы со стажерами пока называем это место Кладбище Добитых Жестянок, ну почти как у Стивена Кинга. Правда, здешний металлолом, сколько ни закапывай, не воскресить. Но мы его все равно не отдаем на переплавку еще год после ДТП. Вдруг страховщики что-то забыли. Или кому-то из родственников, как вам сейчас, надо будет лично поглядеть… А-а, вот и оно. Бокс номер 11. Вишневый «Астон Мартин».
