Я впервые видел борьбу человека с ураганом. Схватка была неравной: ветер крепчал, а человек слабел. Всё, за что он отчаянно хватался — от газонокосилки до садовой скамейки, — вырывалось у него из рук и уносилось в черное небо, закрученное спиралью.
— Это налоговый резидент Таиланда Кулаб Судхам, — объяснил мне Юрий Борисович. — Раньше он был, вы не поверите, российским генералом и начальником Дальневосточного управления МЧС. Звали его тогда Василий Ятыгилов. Летом прошлого года Василий Николаевич должен был объявить по всему побережью штормовое предупреждение. Но тогда, согласно инструкции, ему пришлось бы остаться в регионе, а генерал торопился в Москву — получать новый орден. Поэтому он ничего не объявил. Решил, что сойдет и так. Эвакуироваться не успели, в общей сложности, двести пять человек, из них погибли девяносто, в том числе женщины и дети… О, глядите, сейчас будет самое интересное!
Человек на экране сумел обеими руками обхватить толстую ветку дерева, прямо над объективом камеры. Вскоре весь кадр заслонило плоское лицо: встрепанные волосы, потный лоб, выпученные глаза и темный провал рта, распахнутого в бесшумном крике.
— Пять. — Хозяин кабинета стал загибать пальцы. — Четыре. Три. Два. Один. Пошел!
Лицо дернулось и пропало из кадра. На экране мелькнул ботинок, а затем я увидел, как фигурку человека, обнявшего сломанную ветку, стремительно всасывает черная воронка.
— Тайские синоптики просто очумели, — с легкой усмешкой произнес Юрий Борисович. — Ничего, как говорится, не предвещало. Откуда взялся ураган, почему у него такая маленькая локализация? Ведь за пределами одного поместья на острове Панган даже траву не помяло. Единственная жертва — хозяин поместья, сам господин Судхам. Труп потом выловили в океане километрах в ста от эпицентра… Ну и так далее. — Мой собеседник закрыл ноутбук и убрал обратно в ящик стола. — Если захотите, я попрошу Нонну Валерьевну показать потом все видеофайлы. Думаю, вам будет небезынтересно.
— Сомневаюсь, что захочу смотреть, а тем более, как вы, пересматривать, — заметил я.
— Вам что, их жалко? — удивился Юрий Борисович. — Помните, Роман Ильич: все они — убийцы, причем массовые. Андрей Чикатило по сравнению с некоторыми из них — пацан.
— Нисколько мне их не жалко. — Я пожал плечами. — Пусть бы они все провалились. Но…
— Тут не может быть «но», — перебил хозяин кабинета. — Есть преступления без срока давности, есть жертвы, которые требуют отмщения. За полгода мы неплохо продвинулись, и всё же список негодяев, которые живы и прекрасно себя чувствуют, намного длиннее тех, кто уже поплатился. По счастью, способности вашего брата позволяли добиваться цели и при этом не быть киллерами, как вы тут выразились, на службе у государства…
— Это, простите, демагогия, — возразил я. — Убийство есть убийство. Брата использовали как оружие. Выбор инструмента казни не меняет ее сути…
— Да бросьте вы, это меняет всё! — Юрий Борисович даже спорить не стал, а просто отмахнулся от моих слов. — И формально, и по факту никто никого не казнит. Мы не волшебники и не можем повлиять на случайную поломку мусоровоза и тем более на ураган или траекторию полета шмеля. Даже Лев Ильич не мог. Но благодаря его способностям в нужное время и в нужном месте сам включался механизм равновесия. Лев Ильич сравнивал это с третьим законом Ньютона, только на уровне этики. Действие равно противодействию. Зло возвращается к тому, кто его сотворил. Будь моя воля, я бы занес эту фразу на скрижали и сделал ее девизом нашей маленькой организации…
Он что, так и будет издеваться? Полчаса назад я задал ему прямой вопрос, и всё это время хозяин кабинета вместо ответа ходил вокруг да около, наводил тень на плетень и говорил обиняками. «Мы», «наша», «у нас» — и при этом ничего определенного. Это же уметь надо — рассказать мне очень многое и в подробностях, но одновременно обойти главное!
— А нельзя ли, наконец, поконкретнее? — сердито спросил я. — Или ваша организация такая маленькая, что нет у нее ни статуса, ни названия? По крайней мере, я до сих пор ничего об этом не услышал. Кто вы? На какого дядю брат работал? То, что вы не связаны с Лубянкой, я уже почувствовал. Вы — особое подразделение ГРУ?
— Нет-нет, ни боже мой! — Юрий Борисович помотал головой и для убедительности приложил руку к сердцу. — Никаких военных, никакой разведки и контрразведки. Все силовые ведомства в нашей стране скомпрометированы так сильно, что из обломков их придется восстанавливать не один год. К счастью, это не моя головная боль.
— А какая ваша? — не отставал я. — И почему у вас в коридоре табло с курсами валют?
— Вы наблюдательны, — похвалил меня мой собеседник. — Вот и Лев Ильич, когда пришел сюда впервые, сразу обратил внимание на табло. И взял быка за рога. Вы что, говорит, работаете под прикрытием Министерства финансов? Вопрос был прямо в точку.
— Значит, вы на самом деле работаете под крышей Минфина? — недолго думая, повторил я вопрос Левки. Хотя мне и не нравилось быть эхом моего братца.
— Я бы так не сказал, — тонко улыбнулся Юрий Борисович. — В словах «прикрытие» и «крыша» мне чудится оттенок чего-то нелегального. Мы же официально являемся подразделением министерства как Департамент бюджетной политики в сфере внешнего мониторинга. Название дурацкое, но там все примерно такие. Мой непосредственный шеф — глава Минфина. Правда, в отличие от других департаментов, наш такой мизерный, что даже не обозначен на министерском сайте. Он и появился сравнительно недавно…
— Недавно — это после 4 декабря? — спросил я. — Всего полгода назад?
— Нет. — Хозяин кабинета помотал головой. — История нашего департамента куцая, но уж не настолько. Впервые мы возникли в 90-е, когда Минфин искал за рубежом деньги КПСС. В нулевые мы стали аппендиксом и были сокращены до двух человек — меня и Нонны Валерьевны. Платили так мало, что я после службы подрабатывал частным извозом, а Нонна Валерьевна в выходные давала уроки игры на скрипке. Зато после Славной Революции нашу структуру удалось восстановить. Первые две недели мы, как в начале 90-х, отслеживали финансовые потоки, уходящие из страны. Максимум что могли, — выцарапать какую-то часть уведенных денег. Приход вашего брата перевел нас в иной регистр. Лев Ильич стал подлинной душой Минсправа…
— Душой чего-чего?
На лице Юрия Борисовича появилось мечтательное выражение.
— Минсправ — сокращение от Министерство справедливости, — объяснил он. — Тоже ваш брат придумал. Неофициально, для своих. Это же короче, чем Департамент бюджетной… бла-бла-бла. И по сути вернее. Лев Ильич любил цитировать блаженного Августина: «Государство без справедливости превращается в шайку разбойников». Когда-нибудь, добавлял он, законы и справедливость сольются в экстазе и наша работа будет не нужна. Но пока закон несовершенен, справедливости порой приходится быть чуть выше закона… В общем, вы желали конкретики — нате, вот она. Теперь о главном. Я пригласил вас, как вы догадываетесь, не только ради соболезнований. Поскольку Лев Ильич занимал особое место в нашем проекте и оно, увы, стало вакантным, я как глава департамента…
