— Что случилось с Айлин? — вместо ответа, спрашиваю я.
— Я проходил мимо школы, где она учится, — Америго делает неопределенный жест рукой. — Обернулся на возню. Там на школьном дворе двое парней избивали Айлин, а девочки, ее одноклассницы, хлопали в ладоши и хихикали, предлагая поджечь ей волосы. Можно я обойдусь без подробностей? А то убивать хочется, а здесь некого.
— И что ты сделал? — глупый вопрос, учитывая, кто передо мной, но все же.
— А что, у меня было много вариантов? — пожимает плечами Америго. — Убил бы всех, но Айлин висела у меня на руке и просила этого не делать. Поэтому все живы, но поломаны основательно. Да и тебе вмазать бы не мешало. Хреновый ты опекун, если у тебя под носом творится такое, а ты ничего не делаешь, чтобы это прекратить.
— Ты ненамного лучше них. Или у тебя спонтанная амнезия? — замечаю я. — Что ты чувствуешь, когда рядом с ней? Каковы твои желания? Хочешь, я угадаю? На Айлин лежит заклятье ненависти. На мистических существ одно действует не так сильно, как на людей, мы можем с этим справляться, а они — нет. И здесь уже ничего нельзя сделать.
— Нет, а найти того, кто снимет эту дрянь? Оградить от людей? Увезти в глушь, пока проблема не решится? — возмущается Америго. — Вариантов масса! Просто ты по какой-то непонятной мне причине не хочешь ничего делать!
— Может, потому что я подыхаю и у меня нет на это времени? — говорю я. У меня начинает болеть голова, в глазах двоится, и все, чего хочется, чтобы он ушел. — Убирайся. Я не хочу тебя здесь больше видеть. И запрещаю приближаться к своей воспитаннице. Иначе последнее, что я сделаю — убью тебя.
Америго раздосадован, он сжимает кулаки, хочет что-то горячо возразить мне. Но из кухни выходит Рита и, скрестив руки на груди, с укоризной смотрит на него.
— Вон, — повторяю я, глядя ему в глаза. Он чертыхается и, развернувшись на пятках, спешит к двери. До слуха доносится грохот, с которым он ей хлопает.
— Аккуратней! Это не твое имущество, придурок! — кричит ему вслед рассерженная Рита и переводит взгляд на меня. — Умойся. На тебя смотреть больно.
Провожу пальцами по щеке. На подушечках остаются красные капли. Черт, опять. Быстрым шагом иду на кухню, открываю холодильник и, достав оттуда пакет с кровью, заставляю себя его осушить. Аппетита нет, на каждый следующий глоток приходится себя уговаривать. Кто бы раньше сказал, что такое будет — не поверил бы никогда. Поднимаюсь на второй этаж и умывшись иду к Айлин.
Она сидит в постели. Переодетая в пижаму, на ногах носочки. На коленях лежит альбом для рисования, в котором она что-то рисует. Нижняя губа закушена, брови нахмурены. Такой сосредоточенной и поглощенной вижу ее впервые. Карандаш резко скользит по бумаге, замирает в воздухе и снова скрипит, соприкоснувшись с листом. Мне хочется заглянуть и узнать, что она там рисует, но я отказываюсь от этого искушения. Сажусь на край кровати и смотрю ей в лицо.
— Не хочешь рассказать, что произошло? — мягко спрашиваю я. Она вздрагивает от звука моего голоса и тут же подносит руку к щеке, желая закрыться.
— Разве Америго не рассказал? Он же герой, должен был похвастаться своим подвигом, — с усмешкой произносит она. — Какого черта он вмешался? Раз помахал кулаками, а мне теперь с этим жить! Думаешь, мне это как-то поможет? Станет только хуже! Мне еще больше полугода в школу ходить!
— Ты туда больше не пойдешь, — неожиданно говорю я. — Мы уезжаем в Лондон. Все необходимое тебе образование получишь там. Документы я уже оформил.
— Но ты даже не спросил, хочу ли я этого… — теряется от такой новости Айлин.
— Извини, не было времени. Просто поверь, что как твой опекун, я всегда буду выбирать для тебя самое лучшее, — говорю я. — Все, что тебе будет нужно — это собрать свои вещи. Пора начинать новую жизнь. Америго дал тебе свою кровь?
— Нет, я отказалась. Ничего от него не хочу, — рассеяно говорит Айлин, прикрывая синяк прядями волос. — Очень страшно, да?
Киваю. Она тяжело вздыхает. Закрывает альбом и, обхватив колени, смотрит мне в глаза. Замечаю в серых радужках легкое, едва различимое золотистое свечение. Похоже на то, что я видел днем у ее отца. Что это значит? Она стала сильнее? В ней проснулась магия? Прокусываю себе запястье и протягиваю руку ей. Айлин тут же припадет губами к ране. Пьет долго и жадно, у меня даже сводит пальцы. Заметив мое напряжение неохотно отстраняется. Облизывается, проводит тыльной стороной ладони по губам.
— Спасибо, — бормочет она. Пламя в глазах становится ярче. Что-то подсказывает мне, что это отнюдь не добрый знак и решение, которого я так избегаю, мне придется принять очень скоро.
Внизу хлопает входная дверь. Кто-то с топотом поднимается по лестнице. Секунда — в комнату без стука врывается Сабина. Она взволнована и обескуражена. Пальто нараспашку, шапка съехала на бок. Волосы выбились из косы и торчат как пружинки. Косо смотрит на меня и тут же забывает о моем существовании, бросаясь к Айлин. Опускается рядом с ее постелью на колени, берет ее за руку.
— Как ты? — с тревогой спрашивает она. — Я увидела весь этот ужас, когда уже этот тип все раскидал в разные стороны… Прости, что не пошла с тобой сразу. Не надо было слушаться Аду и задерживаться!
— Все обошлось, не переживай, — заверяет ее Айлин и пламя в ее глазах гаснет. — Я в порядке.
Сабина бросает на меня подозрительный взгляд. Понимаю, что подружкам надо обсудить это шокирующее событие. Поднимаюсь на ноги и выхожу из спальни Айлин. Осторожно закрываю за собой дверь.
— Кто этот красавчик? — тут же набрасывается на мою подопечную с расспросами Саб. — В такого и влюбиться не грех!
— Ну, вообще-то, это брат Зотикуса, — нехотя отвечает Айлин. — И судя по всему, он из тех персонажей, с которыми лучше не связываться…
Сбегаю по лестнице вниз. Снимаю с вешалки пальто. Бросаю взгляд на свое отражение. Выгляжу вполне прилично, кровотечение остановилось. Решаю воспользоваться тем, что Ковалевская у нас, и навестить ее мать. Мне нужно задать ей один-единственный вопрос, который вряд ли, что-то изменит, но многое прояснит.
Глава 22
Женщину я застаю за приготовлением ужина. В квартире все такой же бедлам, но, по сравнению с моим прошлым визитом сюда, здесь стало чище и светлее. Катерина, так зовут родительницу Саб, выглядит замотанной и усталой. Но при этом она не в меру болтлива. Со стороны даже складывается ощущение, что тело живет отдельно от ее способности за пять минут рассказать обо всем на свете. Особенно, о чем ее не спрашивали. Она беспечна, верит мне на слово, что я консультант по делам несовершеннолетних. Тащит на кухню и начинает заваривать чай.
— Так хотелось верить, что моя дочка выберет иной путь, чем мой муж, — вздыхая, откровенничает Катерина. — Но не судьба, видимо. Дурная наследственность, она такая… В семье супруга тоже все по кривой дорожке пошли.
— Мне кажется, вы лукавите, — говорю я, мысленно используя внушение. — Матвей ведь не отец Саб. По крайне мере, не по крови.
