Унар где-то в башне.
Я лежала, глядя в потолок, не могла ни уснуть, ни поплакать. Просто пустота внутри. Одиночество и пустота.
И страх. Даже не за себя.
* * *
— И чем же ты так не угодил королю? — спросил магистрат.
Унар весело усмехнулся.
— По большей части, собственной глупостью. Болтаю, что не попади…
— Ты?
— Да-аа. Сам виноват.
Мы ехали рядом, втроем. Руки Унара в кандалах, формально он пленник, но только его никто по-настоящему не охранял. Магистрат взял с него слово, что он не сбежит, и дал ему лошадь. Наверно, при желании Унар мог бы взять и рвануть куда-нибудь в поля, сбежать, и никто бы не догнал. Но он не желал. Спокойно ехал рядом. У магистрата, очевидно, были свои причины доверять ему.
Дорога домой.
На самом деле, Керн по этой же дороге, но дальше. Нам все равно придется проехать мимо столицы, даже если отправиться в первую очередь к Сигвалю. Магистрат колебался. Долг велел ему ехать во дворец, но разум — мимо дворца, к принцу. Вопрос в том, чье недовольство, короля или принца, принесет больше бед.
«Если так выйдет, что мы встретим короля раньше, чем Сигваля, вали все на меня, — сказал Унар, когда мы садились на лошадей. — Для меня это ровным счетом ничего не изменит, у твоего отца и так свое мнение на мой счет. Будь я хоть герой, хоть последняя свинья — без разницы. Но тебе может помочь. Говори, что это я увез тебя из дворца силой, а ты, слабая девушка, ничего не могла поделать. Ты не хотела, ты не виновата, ты пыталась вырваться и сбежать домой. Ну, а если повезет встретить Сигваля раньше, то и расскажем ему, как есть, пусть думает сам. Договорились?» «Нет», — сказала я. Не стану врать. Даже притом, что отлично понимаю, как страшен может быть гнев отца. Он не простит мою выходку. Наверно, я впервые всерьез задумалась об этом. Что со мной будет? Отец всегда считал, что женщина должна знать свое место, каждый должен знать свое место… Я знаю, что в молодости у него была куча любовниц, но это не мешало ему кривить губы, вещать о морали и недопустимости низменного проявления страстей.
Я всегда была уверена, что брат защитит меня. Но все же… Сигваль не король.
Сиг, братик… как же ты нужен мне! Пожалуйста, успей первым! Я не могла думать ни о чем другом.
— И как же ты заслужил немилость короля? — спросил магистрат.
— Он никогда не любил меня. Но окончательно, когда в его присутствии умудрился неосторожно высказаться в адрес принцессы.
— И что ты сказал? — спросила я.
Унар как-то неуверенно хмыкнул, посмотрел так, с сомнением…
— Это после поединка твоего брата с Тифридом, — сказал он. — Когда явился король и всех разогнал. Ты была тогда так прекрасна, так взволнована, так отчаянно стояла на своем. У тебя так горели щеки и горели глаза… я, наверно, впервые тогда тебя разглядел. И когда ты ушла, я умудрился ляпнуть тебе в след что-то вроде: «эх, какая девочка, я б вдул».
Он поджал губы, глядя на меня. Ему сейчас не было стыдно, скорее смешно, но…
— Ты… что?
Я не могла поверить. Щеки вспыхнули. И уши тоже.
Магистрат мотнул головой и тихо заржал.
— Да как-то вырвалось, — Унар пожал плечами. — Обычно, я соображаю, что несу, но тут… вот так… Я идиот, да, знаю. Думал, никто не слышит, но твой отец услышал. Ты даже не представляешь, что там было. Я думал, убьют прямо на месте. Сигваль отстоял. Но потом, конечно, мне досталось уже от него самого. Я ж говорю, что сам виноват. И теперь, кто бы что ни говорил, но у твоего отца не будет сомнений в моих намерениях относительно тебя. У него своя правда. Никто не поверит.
— Тогда какого ж черта у нас ничего не было? — буркнула я. — Если все равно никто не поверит.
Не стоит сейчас, я понимаю и сама.
— Нете… Дело ведь не только в том, во что верит твой отец, — он вздохнул, покосился на магистрата. — На самом деле, отношения с королем у меня не сложились с самого детства. Когда мой отец пытался признать меня законным сыном, дать свое имя, но король не позволил.
Сменить тему…
— Почему? — спросила я.
— У жены моего отца очень влиятельная родня. Они убедили короля. Король приехал и надавил на отца. Я не знаю всех подробностей, я был совсем ребенком. Не знаю, любил ли Магнус свою жену, но мою мать очень любил, не смотря на то, что она была всего лишь дочерью конюха. Такая поздняя, очень нежная и трепетная любовь. Я помню их вместе. Он любил меня и гордился мной, воспитывал так же, как и других своих детей, возможно, даже пытался дать больше. Но понятно, что законной жене это не нравилось. Ее родне это не нравилось. И король был на их стороне. Возможно, у них там с Магнусом какие-то свои счеты, без меня, у короля тоже были любовницы, а королева — сестра моего отца. Все сложно. А я… каждый паршивый ублюдок должен знать свое место, стоило утопить еще во младенчестве, как котенка, одно его существование оскорбляет приличных людей. Я понимаю.
— Бедный мальчик, — фыркнул магистрат.
— Да жаловаться мне, особо, не на что, — пожал плечами Унар. — Был бы законным сыном, наверняка отправился бы играть на органе в монастырь и переписывать священные тексты. У меня были все способности, для шестого сына — как раз. Но честолюбие погнало меня на войну, доказать им всем… Только никакие подвиги не изменят мнение короля. Он так зеленел от брезгливости, жалуя мне баронский титул и земли. Сигваль заставил наградить. И, думаю, тут дело даже не во мне, не в моих заслугах, а в упрямстве принца и желании настоять на своем. Не важно… И сейчас, думаю, для короля будет абсолютно без разницы, пытался ли я защитить принцессу, или как раз наоборот.
Он говорил это так спокойно, так просто…
У меня сердце сжималось в груди, до боли.
Но еще тяжелее было ехать в тишине — тогда подкрадывались разные мысли, я пыталась гнать их, и не могла. Я боялась.
Мы ехали. И я просила Унара рассказать что-нибудь, все равно что. О его детстве — так проще, пожалуй. Он рассказывал. И звук его голоса, мягкого, ровного, успокаивал меня. Хоть немного, но успокаивал, отвлекая, наполняя пустоту своим теплом.
А потом, на привале, когда все обедали, я поняла, что не могу есть.
Не могу…
Отошла, села в сторонке. Унар подошел и тоже сел рядом.
И я долго рыдала у него на плече.
Потом стало немного легче.
Глава 22
— Всадники! Знамя короля!
Мы не успели.
Каких-то три ночи. Четыре дня.
Мне казалось — целая жизнь моя прошла в пути. Но обратно — три ночи. Если ехать быстро, не заниматься всякими глупостями, не болеть…
И вот уже шпили Таллева на горизонте.
