Ингрид пытается прислушаться к своим чувствам. Но только пустота. Такая звенящая пустота внутри…
— Не знаю, — говорит она.
— Все вышло не так, как ты представляла?
— Да, совсем не так.
Только высказав вслух, она понимает, как вдруг стало легко. Не так. Совсем не так! Но она получила другое, может быть, даже более ценное. Она пока не знает, что с этим делать, но все равно рада, что все именно так.
И еще, ее никто и никогда так не обнимал. От этого хочется расплакаться снова.
— Почему я? — спрашивает Сигваль. — Почему ты пришла с этим ко мне? Какие-то личные счеты?
В его руках тепло, и совсем не страшно об этом говорить. Она ведь ни с кем не говорила.
— Личные. Но не с тобой. Больше всего, я хотела бы сделать это со своим мужем. Но это невозможно. Он уже умер. Я пыталась… с другим… но это не то. Это было хорошо, но мне не хватало. Не до конца. И тогда я решила предложить это тебе. Выдрать плеткой самого принца Сигваля… мне казалось…
Ингрид болезненно усмехается. Все не так.
— Неплохая была идея, — он улыбается в ответ.
— Плохая, — говорит она. — С тобой все неправильно. Тебя не заводит боль, ты сам не получаешь удовольствия от этого. Почему ты согласился?
— Мне стало интересно, — он чуть дергает плечом. — Меня никогда не били плетью, никому не приходило это в голову. Даже розгами в детстве.
— Тебе стало интересно? Вот это вот — ради чистого интереса? Ты теперь месяц на спине не сможешь лежать!
— Да ладно…
Он легко перекатывается на спину, увлекая ее за собой. Пачкая кровью простыни… Немного морщится, его дыхание становится чаще…
— Я переживу, — говорит он, голос не меняется. — Ну и еще, было интересно, как далеко я сам в таких играх могу зайти. Насколько меня хватит.
— Дальше, чем готова зайти я.
Он хмыкает, словно говоря, что и не сомневался.
— Ты ненормальный, — говорит Ингрид.
— Так и есть, — смотрит ей в глаза. — Твой муж бил тебя?
Ингрид зажмуривается, прижимается к его груди. Теперь она лежит на нем, а он обнимает ее, осторожно гладит пальцами по спине.
Говорить больно. Словно раскрывать старые раны.
— Бил. С самой первой ночи, — признается, на выдохе. Немного молчит. — Я была девочкой тогда, наивной и невинной. Я хотела быть ему хорошей женой, родить кучу детишек… Я так верила, что все будет хорошо. А он, в первую же ночь, после пира, решил показать мне, что со мной будет, если я не буду его слушаться. Мне было так больно и так плохо, я не понимала, за что заслужила такое.
Он слушает, молча и терпеливо.
Она прижимается щекой, слушая, как бьется его сердце — так проще говорить, не глядя в глаза.
Кто бы мог подумать, что все закончится этим — что Ингрид будет плакать на груди у принца Сигваля. Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно с ним.
— Сначала было еще ничего, — говорит Ингрид. — Я даже забеременела. И он даже стал относиться ко мне чуть терпеливее. Но потом… Я сама не поняла, что сделала не так. Он вернулся с охоты, и ему не понравилось, как я встречаю его. Он избил меня. И я потеряла ребенка. А потом стало совсем страшно. Он хотел наследника, а я больше не могла, не выходило. Он бил меня. Говорил, я должна понести наказание… Сначала в спальне. Потом прямо во дворе, при всех. Раздевал и бил, и насиловал тоже при всех. Я хотела умереть. А потом он ушел с тобой в Бейону, и я вздохнула с облегчением. А потом он погиб там… и я… Я ненавижу его до сих пор. Я рада, что он сдох, но жалею, что не я сама убила его. Вот так.
Приподнимает голову, смотрит на него.
В глазах Сигваля понимание. Не сочувствие даже, а просто понимание. И тепло.
И от этого становится немного спокойнее. Словно слетает лишнее, уходит…
Так безумно хочется попросить его…
Но она не станет.
Совсем скоро, со дня на день, сюда приедет отец, и ее отвезут в монастырь. Ее вышвырнули из дома покойного мужа, она никому не нужна. Она сбежала сюда, думала… Не важно. Ничего не выйдет. Все уже решено. За нее некому вступиться.
Она могла бы попросить самого Сигваля, вот он, рядом…
Но это будет неправильно.
Она пришла не просить. Она пришла получить то, чего хочет. И он дал ей. Честно. Пусть все вышло совсем не так, но это не важно.
Она не станет.
Не сейчас…
Но только сейчас, вот так, в его руках, невероятно легко поверить, что все будет хорошо, и она под защитой. Что есть человек, который позаботиться о ней.
Это лишь иллюзия. Она больше не глупая девочка, чтобы верить в такое.
Ингрид даже осторожно освобождается из его рук, сползает и ложится рядом.
И он выдыхает… такой невольный искренний вздох облегчения, что даже смешно. Переворачивается на бок, обратно, потом, подумав, ложится и вовсе на живот.
— Болит? — спрашивает Ингрид. Это и так понятно, но хочется услышать от него хоть что-то человеческое, поверить, что ему тоже может быть больно. А то она уже сомневается, что он человек.
— Да-а, — довольно говорит он. — Лупишь ты, что надо.
Потягивается с легким стоном… вот тем самым стоном, которого она так ждала. Потом кладет голову на руки.
- Ну, а тебе? — говорит она, боясь снова вернуться к себе. — Стало легче? Ты был такой злой, когда я встретила тебя. Думаю, хотел кого-нибудь убить.
— Очень хотел. И даже не кого-нибудь, а… Не важно. Но твоя ласка немного помогла мне, — ирония в его голосе, почти насмешка. — Но помогла еще не до конца. Сейчас я, пожалуй, немного отдохну, а потом трахну тебя еще разок. В попу, для разнообразия. И потом, думаю, можно спать.
Так по-хозяйски. Небрежно.
И так, что становится не по себе.
— Еще разок? Да ты просто чудовище!
— Нет, у меня просто был тяжелый день. Так вышло.
Он смотрит на нее, выжидающе.
— А если я не хочу? — осторожно говорит Ингрид.
И даже не потому, что не хочет, а потому, что хочет знать.
— Ты можешь идти, я не держу тебя, — так же небрежно говорит он. — Что-нибудь из одежды… вон там можешь взять плащ, завернуться в него целиком, по самые уши, никто не заподозрит, что ты голая. И иди.
Он так смотрит… Да никуда она не пойдет. Что бы он ни делал с ней.
— Но мне, почему-то кажется, что ты захочешь остаться до утра, — говорит Сигваль. — Не бойся, на этот раз я аккуратно.
— Ты можешь аккуратно? — не очень верит она.
— Я все могу, — уверено говорит он.