Но закинуть спагетти и нарезать салат на соус не успеваю. Звонок в двери.
По всему телу бежит волна эйфории… И она приумножается, когда я понимаю, что не ошибся.
— Лея!..
Она сморит исподлобья, на губах хитрая и в то же время счастливая улыбка. На ней облегающее красное платье с длинным рукавом, волосы собраны в высокую прическу, а ноги на каблуках кажутся невообразимо длинными.
— Можно войти?
Я едва не срываюсь и не затаскиваю ее в квартиру сию же минуту! Да что там — я готов овладеть ею прямо на лестничном пролете на глазах шокированных жильцов.
— Ты уже второй раз удивляешь меня.
— И это приятно, — она проходит в прихожую, позволяя мне закрыть двери. Как только я это делаю, теряю голову. Припадаю к ее губам в поцелуе, в ушах звенит, и сердце стучит быстро-быстро.
— Мир, мой зверь… Погоди же… Не спеши, мой хороший…
Но ее пальцы зарываются в мои волосы на затылке. А в голосе манящие ноты возбуждения.
— Не могу. Ты сладкая… Невообразимо сладкая…
— Кажется, у тебя что-то горит.
— Да. Я весь горю…
— Да нет же! На кухне…
Приходится отпустить ее и прервать сладкие поцелуи.
— Вот черт! Заправка для соуса!
Срываю сковороду с поверхности сенсорной плиты. Лейла заходит следом и смеётся. От ее смеха внутри расцветает счастье.
— Любчик, спокойно. Ресторатор спешит на помощь. На работу я бы тебя не взяла, ты чё запорол…
— Два ресторатора…
— В смысле?
Понимаю, что сказал лишнее. Черт! Но это уже от меня и не зависит. Мое простреленное стрелой амура сердце в ее руках. Она его владычица. А Штирлиц никогда не был так близок к правде.
— Ну я в смысле, что сегодня я тоже ресторатор. В некотором смысле.
В ее глазах что-то похожее на подозрение. Но лишь на один миг.
— Так, вода Закипела. Ага, вот спагетти. Как любишь? Альденте?
— Лейла, оставь! Проходи в комнату и подожди, я скоро закончу…
— А ты не из тех, кто считает, что место женщины на кухне…
— Я считаю, что твоё место — в моем сердце, Лея.
Признание уже рвется с моих губ, но она внезапно замыкается.
— Мир, я… мы же не торопимся… я не…
— Почему ты так боишься это услышать?
Она не отвечает. Зачерпывает ложкой воду, дует, остужая. Добавляет соль. Затем лишь, удовлетворено кивнув, погружает в кипяток спагетти. А мой вопрос остаётся без ответа.
— Я же говорила, я умею все. Я могу заменить на кухне любую кадровую единицу. Когда мы начинали, я была и разнорабочим, и промоутером. Со спагетти точно справлюсь! А теперь давай посмотрим, можно ли спасти твой соус…
Я смотрю на нее. Меня словно обволакивает тёплым ветром. Умиротворяющим, ласковым. Я словно Одиссей, который так долго болтался в море, отчаявшись вернуться домой. Это чувство что ты нашел свою гавань и наконец то вернулся домой к своей возлюбленной.
— Вроде все! — Лейла накрывает сковороду крышкой. — Ужин спасён!
Я не знаю, так ли это. Делаю шаг вперёд и вновь заключаю ее в плен своих рук.
Теряются слова. Тонут в ее слабом стоне, впитываются в ее губы. Она мое безумие.
В который раз я говорю "спасибо" собственной силе воле. Независимости, благодаря которой я сама принимаю решения, не думая, насколько это правильно и неправильно, и что об этом подумают люди.
Сегодня я не искала чужого одобрения. Не наступала себе на горло. Я просто поняла, что больше не хочу расставаться с Любомира Марченко. Он стал для меня особенным и безумно дорогим.
Жизнь и без того летит на космической скорости. Завтра, возможно, я пожалею, если не сделаю…
И я это делаю. Укладываю сына спать, звоню няне. Пока она едет, принимаю душ, втирают в кожу масло, делаю загадочный макияж. Завиваю волосы. Выбираю изумительно красивое красное платье.
Вечером улицы столицы не так заполнены машинами, как днем. Я уверенно веду автомобиль к дому Любомира. Предвкушение разбивается волнами о берег того чувства, что уже не с чем не перепутать.
Взяла и влюбилась. Взаимно.
И вот знакомый дом, квартира… Любомир пытался приготовить ужин… его поцелуй на моих губах… чувствую, как дрожат ноги и намокают трусики.
Я больше него самого хочу оказаться в постели… или даже не добежать до нее, а устроить оргию прямо здесь, на полу кухни… Чего мне стоит делать вид, что я увлечена спагетти под пылающим взглядом Любомира!
Едва понимаю, что делаю. Это память рук, скорее. Тех времени, когда я сама была и су-шефом, и хостес, и официантом, и директором. Одержимая идеей изучить все.
— Ужин спасён! — просто чудо, как мне удается сохранить голос весёлым. Он дрожит от возбуждения. А может, мне не удается вовсе.
Любомир делает шаг ко мне, обнимает.
Меня прошибает разрядами его мужской энергетики. Она повсюду. Она стала и моей тоже. Я не могу и не хочу с этим бороться. Я сейчас расплачусь, если Мир будет и дальше смотреть на меня, но ничего при этом не делать!
Шумит в ушах. В висках. В сердце.
Смотрю на губы Любомира и едва ли не задыхаюсь. Его почерневший от страсти взгляд проникает в мою душу. Его прерывистое дыхание сводит с ума. И он так близко, что его черты лица начинают двоиться, но я лишь шире открываю глаза. Я готова смотреть на него, не отрываясь.
Всхлипываю. А его тёплые пальцы прикасаются к моим скулам, гладят подбородок и шею. Большой палец скользит по губам, вычерчивая их контур. Боже! Я чувствую, как дрожат ноги. Я чувствую его губы напротив моих. Расстояние между нами сокращается в одно касание.
Его губы впиваются в мои. А язык скользит обманчиво невесомым касанием словно крылья бабочки.
Я отпускаю себя и начинаю тонуть в сладком безумии по имени Любомир.
Губы Марченко сливаются с линией моего рта. Губы к губам, глаза в глаза. Как две половинки одного целого. От каждого движения и скольжения вздрагиваю всем телом, толкая язык в ответ на его дразнящие скольжения. А Любомир углубляет поцелуй, и я теряю голову от его страстных атак. Крик гаснет на моих губах, звучит где-то в голове.
