Шеф пробежал глазами страницу, положил девайс на стол перед собой, улыбнулся ехидно так, противно.
– А Латыпов как же? Разве не с ними едет?
– Латыпов? Кто это?
– Латыпов – клиент агентства «Власта». Странно, что ты этого не знаешь. Вот тебе образчик твоей работы. Сплошная халтура. В одном ты прав: если с ними едет клиент, то командировка рабочая, для выполнения заказа, с кафе никак не связана. А вот то, что ты Латыпова просмотрел, – показательно. Тщательнее надо работать, мой друг. Здесь упустил – и как я потом смогу быть уверен, что ты в другом месте не упустишь?
Горбызла еще ниже пригнула голову, буквально носом уперлась в свои бумажки. Даже ей неловко стало, что Вадима так унижают.
Ну что ж… Как там говорилось насчет последней капли? Вот это она и есть.
Шеф взял в руки айпад Вадима, собрался было уже протянуть его хозяину, но внезапно снова поднес к глазам. Проверяет, гад, хочет еще какую-нибудь ошибку выискать, еще фамилию, которую Вадим не заметил. Какой-то Латыпов… Откуда он взялся? В информации, наспех собранной Вадимом, когда шеф поручил быстренько разработать комбинацию с задержанием Каменской, никакой Латыпов не мелькал. Выходит, шеф получает сведения еще из какого-то источника. Поручает кому-то параллельную работу? Или перепроверяет Вадима? Темнит он что-то. Это плохой знак. Нужно успеть нанести удар первым.
– Вы полистайте, если что, там штук десять этих скринов, список-то длинный, – зло бросил Вадим. – Вам мелко, наверное, плохо видно?
Лицо шефа изменилось прямо на глазах, стало каменным и не обещающим ничего хорошего.
– Когда мне плохо видно, я надеваю очки. Тебе тоже советую.
Положил айпад на стол и толчком отправил по гладкой поверхности в сторону Вадима.
– И сотри это. Сейчас, при мне, чтобы я видел. На сегодня все. Свободен. Алена Валерьевна, останьтесь.
Алена Валерьевна. Горбызла. А что, если…? По возрасту, правда, не подходит, она заметно моложе ровесниц его матери, зато морального удовлетворения принесет три кучи. Не обязательно подставлять ее перед шефом, достаточно просто раздавить морально – и она уже не сможет работать эффективно. Тут и подстав не понадобится, шеф сам ее выгонит.
Все будет легко и просто. За пару минут, которые понадобились Вадиму, чтобы дойти до лифта, спуститься вниз и выйти на улицу, в его голове прокрутилась вся последовательность действий по уничтожению соперницы. Однако, когда он сел в машину, вся задумка показалась ему пустой и глупой. Зачем ему Горбызла? У него есть план получше. Намного лучше.
Каменская
В молодости покачивание вагона и ритмичный стук колес казались Насте уютными, убаюкивающими, успокаивающими, теперь же отсутствие тишины и физического покоя раздражало и не давало заснуть. Полка, на которой тридцать лет назад она могла сладко проспать всю ночь, а то и полдня, теперь была неудобной, принять привычную позу, в которой спина не болела бы, никак не удавалось. Настя переворачивалась с боку на бок, то подтягивала ноги к груди, то вытягивала, и вроде даже мутная тяжелая дрема подступала, но в сон не переходила. Зоя, свернувшись калачиком, тихо и ровно дышала на соседней полке и, похоже, крепко спала.
Кондиционер действительно работал, как и обещала проводница Оксана, но легче от этого не становилось. Все равно кислорода в спертом вагонном воздухе не хватало. А ведь это спальный вагон, где купе двухместные и пассажиров в два раза меньше, чем в купейном, что уж говорить о плацкартном, где вообще, наверное, не продохнуть? Но хотя бы не жарко, и на том спасибо. И зачем в поездах так сильно топят?
Она решила выйти постоять в коридоре. Все лучше, чем так маяться. Села на полке, принялась в темноте натягивать джинсы, стараясь не производить никаких звуков, чтобы не разбудить Зою. Но та все равно проснулась.
– Включайте свет, не стесняйтесь, я уже не сплю, – раздался с соседней полки ее голос.
Настя смутилась, расстроилась и принялась многословно извиняться.
– Вы не при чем. Не могу нормально спать, когда все окна закрыты и слишком тепло. Мне для сна и вообще для жизни нужны холод и свежий воздух. И вы правы, нужно открыть дверь и проветрить, надеюсь, станет полегче.
Они обе вышли в коридор, постояли, глядя в окно, за которым не было видно ничего, кроме мелькающих огней, изредка переговаривались шепотом, чтобы не потревожить спящих пассажиров, потом вернулись в купе, но дверь закрывать не стали.
– Может, прикроем все-таки? – предложила Настя. – Вдруг ваш поклонник встанет ночью в туалет, пройдет мимо нас, увидит, что мы не спим, и… Потом ведь не отвяжемся. Он и так весь вечер нам мозг выносил.
– Это правда, – с легкой улыбкой согласилась Зоя.
– Надоел? Устали от него?
– Ничего, я выносливая. Вы же знаете, я умею не слушать, но интеллигентно делать вид.
– А его мужское внимание не напрягает? Он же глаз с вас не сводит, ну и вообще… Утомительно, наверное?
Зоя пожала плечами:
– Привыкла.
Настя помолчала, собираясь с духом. Ничего такого уж страшного она спрашивать не собиралась, но все равно было отчего-то неловко, поэтому решила последовать примеру самой Зои и использовать повествовательную форму. На самом деле, это более правильно, ведь когда задаешь вопрос – подразумевается, что ты ждешь или даже требуешь ответа, иными словами, обязываешь человека говорить. А то и принуждаешь, что уж совсем не к месту в сложившихся обстоятельствах. Повествовательная форма никого ни к чему не обязывает, она всего лишь доводит до собеседника информацию о том, что ты чего-то не знаешь, но не возражал бы узнать.
– Для меня было неожиданностью, что ваш сын знаком с Василием.
Зоя вздохнула.
– Женька пошел третьего августа на митинг. Вы помните, наверное, что там произошло.
– Помню, – кивнула Настя. – Он у вас борец за гражданские свободы и избирательную реформу?
– Вроде того. Активист. Он пошел на митинг, а у его жены схватки начались, она мне позвонила, я примчалась, повезла ее в роддом. И Женьке написала, что жена рожает. Остальное знаю только с его слов, так что за точность не поручусь.
…Евгений Печерников не выпускал из рук смартфон: его предупредили, что Росгвардия может повести себя неадекватно, и он готовился записывать инциденты на видео. Когда звякнуло пришедшее сообщение, он тут же прочитал его и остановился, пытаясь сообразить, что делать. Бросить все, выбираться из толпы и ехать в больницу? Или остаться? Ребята надеются на него, они рассредоточены от Пушкинской до Трубной площади, чтобы записать максимальное число столкновений с силами правопорядка, и если он сбежит, то получится, что оголит свой участок.
Кто-то сзади взял его повыше локтя, не больно, но крепко, хватка железная, не вырвешься. В ухе зашелестел незнакомый тихий голос:
