– У меня много знакомых осталось в полиции и в службе исполнения наказаний, могу их попросить что-нибудь выяснить, если хотите. Но на это потребуется время.
– Конечно, я понимаю. Спасибо вам.
– Запишите мой телефон и позвоните через два-три дня. Возможно, я уже что-нибудь смогу узнать.
В это время вернулся Костик, и они долго и весело пили чай втроем, обсуждая сначала Леню Гнездилова, потом американский фильм «Отступники», потом психологов-блогеров. Лиана собралась уходить, Костик через свое приложение вызвал ей такси и вышел проводить до машины. Вернулся через десять минут спокойный и молчаливый, как обычно; от недавнего веселого оживления не осталось и следа.
Максим Викторович свое обещание выполнил, позвонил нескольким старым знакомым. Ему было что сообщить Лиане.
Но она больше не объявлялась. Наверное, нашла другую возможность собрать информацию. А может, решила, что криминальный авторитет Мародер, сделавший колоссальные деньги на наркотиках, – не такая уж большая радость для вдовы судьи Гнездилова.
Аржо
Мародер перезвонил через два часа. Голос его звучал по-прежнему холодно и ровно.
– Отвечаю на твой последний вопрос, Аржо. Это не очень хорошо. И вполне вероятно, что даже плохо. Ты что-нибудь еще узнал?
– Пока ничего. Гости только недавно вышли от Веденеева, я не успел пока…
– Они что, больше двух часов с ним разговаривали?
– Ну… Выходит, что да.
– Тогда это плохо. Будь здоров, Аржо. Работай. Хорошо сработаешь – спишу еще.
Работай! Вот как хочешь – так и понимай. Осторожным стал Мародер, слова лишнего не скажет, не верит никому. Раньше он таким не был. Меняют деньги человека, ох, меняют.
Но что-то в голосе Мародера пугало Аржо. Пугало так, что он буквально терял рассудок.
– Вайс! – завопил он, распахивая дверь, ведущую в длинный коридор. – Быстро ко мне!
Каменская
Когда Зоя закончила пересказ своей беседы с Веденеевым, мороженое в ее креманке совсем растаяло. Они сидели в маленьком кафе, куда от улицы Панфилова дошли минут за пять.
– Все-таки филолог есть филолог, – задумчиво проговорила Зоя.
– Вы имеете в виду оценку рукописи Константина?
– Да нет, я про Котова. Максим Викторович несколько раз возвращался к тому телефонному звонку, который случайно подслушал Константин, ему прямо покоя не давало словосочетание «Котов недоделанный». Оно и вправду слух режет.
– Режет, – согласилась Настя. – И я даже знаю, почему. А что сам Веденеев считает?
– Говорил, что «недоделанный» должно относиться к роду занятий, к профессии, но никак не к фамилии. Можно сказать, например, «писатель недоделанный», или танцор, даже политик – и то можно. Но в сочетании с фамилией все теряет смысл. «Иванов недоделанный»… Глупо.
– А если фамилия является общеупотребительным синонимом профессии? Вот вы играете на скрипке, приведу понятный вам пример: скрипача, который считает себя виртуозом, но на самом деле играет очень плохо, как можно назвать?
– «Гарретт недоделанный», – Зоя рассмеялась. – И в самом деле. «Плисецкая недоделанная» – балерина, которая плохо танцует, но претендует на роль примы. Станиславский – синоним профессии режиссера, Лев Толстой – писателя. Да, вы правы. А Котов… Я даже не припомню известных людей с такой фамилией.
– Я тоже, – призналась Настя. – Но ведь это поправимо, правда? Теперь можно звонить отцу-командиру, он, поди, весь извелся уже. Только давайте договоримся: рассказывать буду я сама. Хорошо? Мы с вами влезли в очень деликатную ситуацию, придется проявлять крайнюю осторожность.
Брови Зои чуть приподнялись, выражая недоумение.
– Мы с Константином общались около двух часов. Разговаривали о его книге. Я задавала великое множество вопросов. И он ни разу – понимаете? – ни разу не назвал фамилию Гнездилова, не рассказывал о поездке в Москву и ни словом не упомянул о том, что Леонида искала некая Лиана. Вся повесть написана под влиянием истории Леонида Гнездилова, Константин обдумывал ситуацию много лет, обсуждал неоднократно с отцом, она не шла из головы. И когда приходят и расспрашивают о твоей первой и единственной повести, разве не естественным было бы как-то осветить предысторию?
– Наверное, характер такой, – предположила Зоя. – Замкнутый, недоверчивый, лишнего слова не произнесет. Или травма в прошлом.
– Например?
– Например, был очень открытым и разговорчивым, а потом кто-то выговорил ему, что болтает много лишнего, растекается мысью по древу и забивает эфир тем, что никому не интересно. Это весьма болезненно, поверьте. После такого человек вполне может начать тщательно фильтровать все, что говорит, и следить за каждым словом.
– Да, такое может быть. Или кто-то воспользовался его разговорчивостью ему же во вред. Но возможно, дело не только в характере Константина, но и в Лиане Гнездиловой, о которой он столь старательно умалчивал. Вы заметили, как он испугался, когда понял, что вы все эти два часа разговаривали с его отцом?
– Не заметила, – покачала головой Зоя. – Я на вас смотрела, хотела понять, довольны вы результатами беседы или нет.
Пока Зоя вычерпывала ложечкой растаявшее мороженое, теперь больше похожее на йогурт, Настя позвонила Латыпову, тот перекинулся парой слов с водителем и сказал, что подъедет к дому на улице Панфилова через 6–7 минут.
– Побежали, – скомандовала Настя. – Мы с вами ни в каком кафе не были и никакой информацией не обменивались, это понятно?
Зоя молча кивнула, торопливо натягивая куртку. Настя оставила на столе деньги, не дожидаясь счета, сейчас каждая минута дорога: когда подъедет Латыпов, обе дамы должны стоять возле подъезда с невинными лицами. Как школьницы, прогулявшие урок, проскальзывают мимо директора с таким видом, будто выходили из здания просто воздухом подышать на переменке, так и они… Одна бабушка уже, другая пенсионерка. Смешно.
* * *
Вечерних рейсов из местного аэропорта оказалось немало, и Настя порадовалась, что зарегистрировалась по телефону и, поскольку все трое летят без багажа, можно не стоять ни в каких очередях. Латыпов мрачно молчал: разумеется, он захотел сам встретиться с автором книги и, разумеется, ничего не добился. Впрочем, лично для него это было не «разумеется», как для Насти Каменской, а «как ни странно», ибо Николай Маратович был уверен в своих возможностях уговаривать и убеждать.
Они распечатали посадочные в автомате неподалеку от стоек регистрации, подошли к воротам на посадку, достали паспорта с вложенными в них талонами, и вдруг продюсер обратился к девушке в униформе авиакомпании:
– Пусть дамы проходят в салон, а я остаюсь. Вы там пометьте у себя в компьютере, что я отказался от полета.
