– Посмотрите, пожалуйста, Лиана Гнездилова, место семнадцатое, уже села?
Та нажала несколько раз на кнопки гаджета, который держала в руке.
– Нет, пока не было.
Настя отошла на несколько шагов, прислонилась спиной к фонарному столбу. Как отреагирует Лиана на ее странную просьбу? Где-то там, в большом городе на Волге, ее любимый лежит в больнице, в реанимации, он тяжело ранен и в коме, а тут Настя со своими глупостями. Именно глупостями, потому что никак иначе назвать ее интерес нельзя. Куда она лезет? Зачем? Хочет изменить мир? Нет, не хочет и никогда не хотела. Ну, может, когда-то, по молодости и наивности, но точно не теперь. Хочет что-то доказать? Кому нужны ее доказательства? Все обо всем знают, и всех все устраивает. Мир играет по своим правилам, и если эти правила не нравятся отдельно взятой Анастасии Каменской, то это ее личное горе.
Заметив приближающуюся Лиану, Настя подошла к ней.
– Как вы?.. А, ну да, вы же билет оформляли, – рассеянно произнесла Лиана. – Что-то случилось?
– Ничего. У меня к вам просьба. Я понимаю, что неуместная и несвоевременная, но мне важно кое-что узнать. Когда Константин придет в себя, вы не могли бы спросить у него, разговаривал ли он с кем-нибудь о деле Гнездилова до того, как начал писать свою книгу?
– С отцом, наверное. Он много с ним разговаривал о Леньке.
– А кроме отца? С кем-то посторонним, и обязательно до того, как написал книгу. Или примерно в то же время, когда писал.
– Это было очень давно…
– Я понимаю, – мягко сказала Настя. – Но это был очень важный разговор, и Константин вряд ли забыл его.
Лиана помолчала, и Настя заметила, как она сморгнула слезу.
– Хорошо, я спрошу. Когда он… или если…
Она беззвучно заплакала. Настя чувствовала себя садисткой, палачом, живодером, одним словом, отвратительно. Женщина в такой непростой ситуации, что ей не до вопросов какой-то Каменской. «Я не так спросила, – вдруг подумала она. – Не так сформулировала вопрос, не о том. Боже мой, какая же я нелепая тупица!»
Лиана уже достала паспорт и протягивала его проводнице.
– Проходите, пожалуйста, пятое купе, – тягуче пропела проводница.
– Погодите!
Лиана обернулась, посмотрела устало. Под заплаканными глазами темные круги.
– Что еще?
– Давайте отойдем на минутку, буквально два слова еще.
Лиана послушно шагнула в сторону, пропуская в вагон следующего пассажира с двумя большими чемоданами.
– Меня не интересует конкретно дело вашего родственника, – заговорила Настя. – Меня интересует то, что в книге Константина названо концепцией полярности. Мне важно знать, обсуждал ли Константин ее с кем-нибудь. Неважно, когда именно. Может быть, до написания книги, может быть, позже. Главное – обсуждал ли, и если обсуждал, то с кем именно. Спросите?
– Если будет возможность.
Иными словами, если Константин придет в себя. Если выйдет из комы. Если не умрет. Господи, как это ужасно! Какой ад творится в душе Лианы!
– Спасибо. Можно, я вам завтра позвоню, узнаю, как Константин?
– Звоните, – кивнула Лиана и вошла в вагон.
Настя посмотрела на часы: до отправления поезда еще пятнадцать минут. Она постояла несколько секунд, глядя, как Лиана появляется то в одном окне вагона, то в другом. Вот она посторонилась, пропуская провожающего, идущего к выходу. Вот подошла к своему купе, открыла дверь. Теперь остается только ждать. Неизвестно чего.
Она пошла по платформе навстречу потоку отъезжающих пассажиров. Настроение было – хуже некуда. Внезапно ее догнал зычный мужской голос, пролетевший над головами пассажиров:
– Анастасия! Анастасия!
Это ей кричат, что ли? Голос незнакомый. Наверное, зовут какую-то другую Анастасию, имя лет тридцать назад вдруг стало модным, чуть ли не каждая пятая молодая женщина теперь Настя.
На всякий случай она притормозила и обернулась.
– Анастасия! – продолжал взывать мужчина, пока не различимый в толпе. – Анастасия в белой куртке!
Ну, коль куртка белая, тогда это, пожалуй, к ней. Через пару секунд Настя увидела высокого мужчину средних лет с окладистой бородой и длинными густыми волосами, забранными на затылке в хвост. Бородач несся, как ураган, и еще раз выкрикнул ее имя.
– Вы меня зовете?
– Вы – Анастасия? – он перевел дыхание. – Вас девушка просила догнать.
– Какая девушка?
– Из третьего вагона. Она побежала за вами, споткнулась, упала и плачет. Я предложил помочь, спросил, кого надо догнать, ну и помчался.
Настя рванула назад, к третьему вагону, где совсем недавно оставила Лиану. Гнездилова стояла на платформе, согнувшись и потирая обтянутую брюками коленку.
– Вы сильно ушиблись? – сочувственно спросила Настя. – У проводников есть аптечка, давайте я…
– Не надо, пройдет. – Лиана поморщилась. – Я вспомнила. Не знаю, это то, о чем вы спрашивали, или нет. Мы с Костиком много говорили о его повести. Мне, конечно, интересно было обсуждать Гнездиловых… то есть персонажей, прототипами которых стали Гнездиловы… Про концепцию я не спрашивала, один раз только мы о ней заговорили, и Костик сказал, что, мол, видит, что мне это тоже не интересно, и вообще никому не интересно, и только один раз за все годы он встретил человека, который внимательно выслушал его теорию.
– Он сказал, кто это был? – нетерпеливо спросила Настя.
– Фамилию не называл, но упомянул, что этот человек был когда-то в их городе начальником чего-то…
Лиана переступила с ноги на ногу, охнула и сморщилась от боли.
– Начальником чего? Лиана, пожалуйста!
– Кажется, следственного управления. Да, точно, Костик рассказывал, что спросил у него про Ленькино дело, а потом они обсуждали эту полярность.
«Уважаемые пассажиры! До отправления поезда… остается пять минут. Просим провожающих покинуть вагоны», – разнеслось над платформами.
И снова Настя смотрела сквозь окна, как Лиана Гнездилова идет к своему купе. «Нет, не такая уж я тупица, – подумала она. – Правильно сделала, что приехала на вокзал. Если бы просто позвонила, как собиралась с самого начала, результат мог бы оказаться другим».
Котов
Она всегда нравилась ему, еще с тех пор, когда была просто Светой, а порой и Светиком: на праздничных собирушках отношения упрощались. Ее привел в их круг Виктор, которого никогда не называли Витькой или, упаси боже, Витьком. Уж больно серьезен был этот недавний выпускник юрфака. Гнездилов был для всех только Виктором, а вскоре стал Виктором Семеновичем. Тусклый, пресный, до противного правильный, он здорово разбирался в гражданском праве и от этого казался еще более скучным. Криминалистика, уголовное право, уголовный процесс – это вещь, это движуха, люди со своими страстями и судьбами, слезами и истериками, ложью и признаниями. А какое-то там право оперативного управления собственностью или тонкости финансово-хозяйственной деятельности – тоска зеленая. Хотя и очень сложная, это надо признать. На цивилистике вообще мозги сломать можно, в ней мало кто по-настоящему разбирается.
