Шли годы, строились и крепли карьеры, Виктор Гнездилов с семьей вернулся из райцентра и занял достойное место в прокуратуре города, потом пришли 1990-е, и он начал взлетать на крыльях кадровых перемещений. Его жена из миленькой девушки превратилась в по-настоящему красивую женщину. И Котов влюбился насмерть.
Впрочем, в те годы никто еще не называл его Котовым. Владимир Ященко с детства увлекался шахматами и до дыр зачитал маленькую коричневую книжечку «В шутку и всерьез», написанную гроссмейстером Александром Котовым. Сколько увлекательных историй о шахматах и великих шахматистах он прочел в этой книге! В школьные годы Володя занимался в шахматной секции при городском Дворце пионеров, пару раз победил в районных турнирах старшеклассников, но потом остыл, шахматы забросил и начал готовиться к службе в армии и последующему поступлению в Школу милиции. Выпускников средних школ принимали на учебу в ограниченном количестве и только в двух милицейских вузах огромной страны – в Омске и Караганде, конкурс большой, нужно готовиться очень серьезно, чтобы выдержать вступительные экзамены, в том числе и по физподготовке. По общему правилу в многочисленные Школы милиции можно было поступать, лишь отслужив в армии, этот путь и выбрал для себя Володя Ященко, не особо рассчитывая на свои способности прорваться через конкурс, где больше половины его соперников окажутся сыновьями разных милицейских начальников. Страна-то огромная, желающих много, а мест для вчерашних десятиклассников – по пальцам пересчитать.
Он жил обычной среднестатистической жизнью российского мужчины: жена, меняющиеся любовницы, дети, работа, выпивка с приятелями и коллегами, интриги на службе. Светлана Гнездилова на какое-то время вырвала Владимира из этого цикла, заставила думать о себе, мечтать, надеяться. Он попытался поухаживать, но отклика не встретил. Попытки были очень аккуратными, тонкими, и Владимир подумал, что Света просто не заметила ничего, не поняла. «Надо быть понастойчивее и погрубее. Бабы любят сильных», – решил он.
Возможность представилась на дне рождения начальника УВД города. Лето, большой загородный дом с огромным участком (главный городской милиционер робостью и стеснительностью не отличался), большое число гостей – идеальные условия для того, чтобы пообщаться и объясниться, не привлекая внимания.
Но не вышло ничего, кроме унизительной неловкости. Светлана ясно дала понять, что ей это не интересно. Нет, обошлось, конечно же, без пощечин, криков «Как ты смеешь!» и прочей театральной ерунды. Жена прокурора Гнездилова без излишней горячности, но с глубокой убежденностью объяснила Владимиру свою позицию: ее муж настолько необыкновенный человек, настолько потрясающий, что ни один мужчина мира не может и никогда не будет для нее привлекательнее горячо любимого Виктора, поэтому никакие варианты даже не обсуждаются. Если бы она остановилась на «всех мужчинах мира», Владимир принял бы это как неопровержимый и окончательный отказ. Да, расстроился бы, огорчился. Но смирился. Однако Светлана допустила ошибку и не остановилась, развив свою мысль до «а уж тем более ты». Это «тем более» Владимир Ященко расценил как прямое оскорбление. Такого удара по его мужскому самолюбию не наносил еще никто.
Он прекратил оказывать Светлане Гнездиловой знаки внимания. Но ничего не забыл и не простил. Каждый раз, встречаясь с ее мужем, а происходило это почти ежедневно, Владимир думал: «Какая сухость и серость! Ни одной яркой краски ни в характере, ни во внешности. Пустое место, белый лист. И она посмела сказать, что я в подметки ему не гожусь!»
Однако ж руководитель следственного управления УВД города Владимир Ященко и прокурор сначала города, а потом и области Виктор Гнездилов оставались добрыми приятелями, да и по службе сталкивались постоянно.
Все начало меняться летом 2000 года. Виктор Семенович позвонил, попросил о встрече в неформальной обстановке. Договорились пообщаться в городской квартире Гнездиловых: семья прокурора жила на даче.
– Ленька украл у меня деньги. Из письменного стола в кабинете стащил, – сказал Гнездилов.
– И что ты хочешь, чтобы я сделал? – удивился Ященко. – Оттаскал его за ухо? Ты – отец, это твоя забота. Или ты хочешь, чтобы я нашел эти деньги и вернул тебе?
– Я хочу, чтобы ты его посадил, – заявил прокурор.
Владимир в недоумении уставился на него. Сначала даже подумал, что ослышался.
– Чтобы я – что? – переспросил он на всякий случай.
– Я хочу, чтобы Леня сел, – четко и медленно повторил Виктор Семенович. – Он вор, и он должен за это ответить.
– Послушай, но это просто смешно! Подростка никто, ни один суд не посадит за кражу у родителей. Ты же юрист, Виктор, ты не можешь не понимать, что, пока ребенок несовершеннолетний и находится на вашем иждивении, он имеет право на имущество родителей как член семьи, он имеет право считать это имущество общей собственностью. Если бы закон позволял привлекать к уголовной ответственности всех пацанов и девчонок, которые таскают у своих предков, у нас бы в школах было пусто, а все малолетки сидели бы по колониям. Это проблема воспитания, морали, наказания, родительского авторитета, чего угодно, только не следствия и суда.
Прокурор смотрел на него насмешливо и укоризненно.
– Ты меня праву учить будешь? Я не сказал, что Ленька должен сесть за то, что взял мои деньги.
– А что ты сказал? – нахмурился Ященко. – По-моему, именно это.
– Я сказал, что он должен сесть. И что он вор. А как и за какие кражи ты его посадишь – решай сам.
Выразиться яснее было бы трудно. «Посадить конкурента по бизнесу» – нормальный заказ, их выполняли тысячами в те годы. Еще популярным было «посадить строптивого соседа по коммуналке, чтобы отжать жилплощадь». Но слышать от прокурора области, что нужно посадить его родного сына «за какие-нибудь кражи», – это, уж извините, ни в какие ворота.
– Ты сказал «кражи», во множественном числе. Это как понимать? Оговорка?
– Я сказал то, что хотел сказать, – холодно ответил Гнездилов. – Леня не должен выйти через год и не должен быть осужден условно. Мне нужен серьезный реальный срок.
– И где я тебе возьму эти кражи и этот срок? Виктор, ты что несешь?
– Мой сын – мерзкое чудовище, он должен быть изолирован от общества. Мне все равно, как ты это сделаешь. Но есть одно условие.
Ой, кто бы сомневался! Сейчас начнется… И почему большие начальники считают, что можно давать невыполнимые задания, снабжая их при этом еще более невыполнимыми условиями?
– Никаких звонков, никаких просьб, намеков и уговоров, никаких ссылок на то, что я просил. Никаких взяток. Все будут знать, что речь идет о моем сыне. Дело должно быть чистым и абсолютно надежным. Таким, чтобы ни один следователь и ни один судья ничего не смогли сделать, даже если им вдруг очень захочется прогнуться передо мной.
Проще говоря, прокурор Гнездилов хотел, чтобы уголовное дело против его несовершеннолетнего сына было полностью сфальсифицировано и снабжено неопровержимыми доказательствами. И никакие «я договорюсь со следователем-прокурором-судьей, они закроют глаза» здесь не прокатят. Да уж, задачка не из простых. Но вполне решаемая, если знать, с какого конца взяться.
