Разговор переставал ему нравиться.
– И отец считает, что парень не совершал того, за что его осудили.
Ященко с облегчением расхохотался.
– Ну, дружок, это обычное дело. Они все там невиноватые и чистые, аки ангелы, никто ни в чем не признается, хотя у каждого под матрасом копия приговора лежит. Неужели твой отец купился на эти бредни? Если он служил на зоне, то должен был выработать стойкий иммунитет к разговорам о невиновности.
– Не в этом дело. Леонид как раз ничего не отрицал. Но отец чувствовал, что там что-то не так.
– И как ты себе это представляешь? Парень признает кражи, парень за них сидит, что может быть не так?
– Например, он совершил на самом деле более тяжкое преступление, а на кражи согласился, чтобы спрятаться, скрыться.
– Ерунда, – решительно проговорил Ященко. – Когда твой отец – прокурор области, все происходит совсем иначе. Просто снимается телефонная трубка, делается пара звонков, и тебе не нужно ни от кого прятаться и скрываться. И вообще, посадить человека за то, чего он не совершал, и при этом не наследить – крайне трудно. У меня бы, например, фантазии не хватило придумать, как это сделать, если бы я вдруг захотел. Со следами – сколько угодно, я тебе за пять минут пачку невиновных посажу, но при этом человек двадцать как минимум будут знать, будут в деле, им нужно будет платить и за содействие, и за молчание, то есть оставлять хвосты, а вот так, чтобы никто ни сном, ни духом…
Костик поднял на него умные насмешливые глаза.
– Трудно, но возможно.
– Неужели? И ты знаешь как? – ехидно поинтересовался полковник. – Даже я не знаю, как это сделать, а ведь я на следствии собаку съел, и не одну.
Самоуверенность этого мальчика его забавляла. В деле Гнездилова у Ященко получилось сработать чисто, не оставив за собой грязи, которую, впрочем, никто искать и не пробовал, но не признаваться же в этом. Куда разумнее играть роль честного офицера, даже не подозревающего о возможных злоупотреблениях.
– Вы не знаете как, потому что у вас нет концепции, – спокойно заговорил Костик.
– А у тебя, стало быть, есть?
– У меня есть. Всеобщая ошибка состоит в том, что люди пытаются работать по центру поля. На самом деле работать нужно по полюсам, тогда все получится именно потому, что основная масса толчется в центре.
Звучало странно, но занятно. Ященко попросил объяснить подробнее.
Идея, вернее, концепция Костика была до гениальности проста. У компьютера есть две версии: электронная и биологическая, то есть человеческий мозг. Это два полюса. И есть люди, которые великолепно умеют управляться с электронной техникой, а есть те, кто умеет манипулировать чужими мозгами, чужим сознанием. Это две полярные группы. Обе по численности достаточно невелики по сравнению со всеми остальными людьми, которые являются простыми пользователями и кое-как умеют общаться друг с другом. Это так называемый центр. Те, кто раскрывает преступления, находятся именно в центре, они давно разучились собирать информацию вручную, от людей, из наблюдений и впечатлений, но добывать ее «из цифры» пока как следует не научились. Старая школа личного сыска ушла, не оставив учеников и последователей, новая только зарождается. Если человек, имеющий определенные цели, будет действовать из полярных точек, центристская масса ничего не сможет сделать.
– Собирать базовую информацию и проводить подготовительную работу должны хакеры, а реализовывать замысел будут квалифицированные психологи, вот и все. С одной стороны – цифра, с другой – люди со своими заморочками. И в том, и в другом нужно очень хорошо разбираться, а это дано не так уж многим. Сейчас все так увлеклись компами, что забыли о человеке и его качествах. Приведу простой пример: вы идете по улице и видите, как машина сбивает человека на пешеходном переходе. Вечером в Интернете появляется видео, которое снял на телефон кто-то, кто был на месте происшествия. Из ролика получается, что пешеход то ли был не на переходе, то ли выскочил внезапно, одним словом, все не совсем так, как вы помните. Что вы подумаете?
– А что мне думать? Я же видел все своими глазами.
– Но на видео другое.
– Плевать я хотел на видео! Своим глазам я доверяю больше, а любой ролик можно подделать, невелика хитрость, – уверенно ответил Ященко и внезапно осекся.
А ведь мальчишка дело говорит. То, что узнал или увидел сам, всегда вызывает у человека больше доверия, чем полученное из стороннего источника. Если сыщик получит информацию «правильным» путем и построит на ней версию, он будет драться за нее до последнего и найдет другие доказательства в ее пользу. Так устроен человек. Ай да мальчишка!
– Тебе сколько лет? – спросил он с невольным уважением.
– Двадцать шесть.
Двадцать шесть… Не такой уж он и мальчишка. Сам Ященко в двадцать шесть лет уже злодеев ловил и за решетку отправлял.
– Готово.
Костик протянул ему отремонтированный телефон.
– Спасибо. Сколько с меня?
– Сейчас выпишу приходник.
Значит, парень работает «в белую», платит налоги. Владимир с любопытством рассмотрел печать на приходном ордере: «ИП Веденеев К.М.».
Веденеев. Так вот кто его отец! Тот самый Веденеев, который когда-то приезжал к Гнездилову и уговаривал не бросать сына. Надо же, как мир тесен. Даже забавно!
* * *
К разговору с Костиком Владимир Ященко вроде бы и не отнесся всерьез, но вскоре поймал себя на том, что постоянно возвращается мыслями к его смешной, на первый взгляд, «концепции». И чем чаще думал о ней, тем яснее прорисовывались возможности, которые давала эта концепция при правильном применении. Можно сделать очень приличные деньги.
Ему необходим был собеседник, умный и надежный, такой, с кем можно обсудить идею и проработать ее. И такой собеседник у Владимира был, только жил он в другом городе. Бывший одноклассник, странноватый парнишка, с которым не дружил никто, кроме Ященко. Круглый отличник, которого никто никогда не видел корпящим за учебниками: Олег все схватывал на лету, услышанное и прочитанное запоминал с первого раза, задачи по физике и математике решал в уме и быстро набрасывал на бумажках, рассовывая их по карманам. Учителя бранили его за грязь и небрежность в тетрадях, отказывались принимать домашние задания, сдаваемые на мятых клочках, но почему-то умиленно улыбались, когда Олег делал виноватую мину и покорно говорил: «Хорошо, я сейчас перепишу», садился за парту, брал тетрадку и в мгновение ока, даже не заглядывая в бумажку, по памяти записывал решение четким аккуратным почерком. «Вот видишь, – радовались учителя, – можешь ведь, когда захочешь! Почему сразу было не сделать, как положено?» Оценки ему за такие фокусы почти никогда не снижали. Хорошая у них была школа, и учителя были хорошие, понимающие, умели ценить природные дарования учеников.
– А правда, Олежа, чего ты сразу-то не делаешь, как надо? Вечно нарываешься. И охота тебе каждый раз выслушивать вот это все? – спросил однажды Володя.
