Так в Группе появилась Алена. Виталий не преувеличил, она действительно оказалась весьма полезной и очень скоро стала правой рукой Ященко, который, опять же ради безопасности, взял себе псевдоним «Котов». Его настоящее имя и место работы знали только партнеры и Алена.
Еще через некоторое время по ходу рассмотрения вариантов для очередного заказа между ними разгорелся спор, когда они пытались спрогнозировать поведение фигурантов. Сперва дискутировали ожесточенно, потом со смехом, а потом кто-то из них, кажется, Олег, предложил:
– Забьем на сотню баксов? Алена, разбивай.
Через две недели выяснилось, что победил Олег. Он точно предсказал, как поведет себя человек, что будет делать и как реагировать. И родилась игра, в которую с тех пор трое партнеров играли регулярно, на каждом заказе. Создали сайт в даркнете, делали ставки, обменивались репликами. Ставки были условными, в баллах, по этим баллам определялось, кто в данный момент на первом месте, кто на втором, кто на третьем. Каждый взял себе ник: Олег – в честь Пауля Кереса, Виталий – в честь Хосе Рауля Капабланки. Владимир так и остался Котовым в честь гроссмейстера, чьей книгой он зачитывался в детстве. Можно было, конечно, без всех этих сложностей, но Олег считал, что так интереснее. Он не терпел обыденности, а от словосочетаний «как попроще» или «как у всех» его буквально выворачивало наизнанку. Ященко не возражал: дополнительная мера безопасности лишней не будет. Виталию было все равно.
* * *
На похоронах скоропостижно скончавшегося Виктора Семеновича Гнездилова Ященко вдруг увидел, какой старой и неинтересной стала Света. Вот ведь странно: он периодически встречался с Гнездиловыми с тех пор, как переехал в столицу, но особых перемен в Светлане вроде и не замечал. А тут словно глаза открылись. Да, внезапно свалившееся горе никому красоты не добавит, это понятно, но Владимиру перемена показалась разительной. «И в эту вялую заплаканную старуху я был безумно влюблен? – с раздражением на самого себя думал он, глядя на вдову. – Не спал ночами, переживая ее отказ и то унижение, которое испытал, когда меня сравнили с Гнездиловым не в мою пользу?» Как ни странно, раздражение оказалось не кратковременным, оно отчего-то нарастало, делалось день ото дня сильнее, мешало жить. Владимир то и дело ловил себя на том, что мысленно разговаривает то со Светланой, то с ее покойным мужем.
«Во что ты превратилась, Света? Ты была такой красоткой, такой секси, мужики вокруг тебя вились стаями, а ты ничем не попользовалась, смотрела в рот своему придурку-мужу и в итоге просрала лучшие годы. Прожила пресную жизнь без единой перчинки. Кому ты сейчас нужна такая? Состаришься окончательно, а вспомнить нечего. Придет время – и ты начнешь горько жалеть, что тогда не согласилась, будешь корить себя и ругать последними словами, да только поздно. Ох, пожалеешь ты о своих словах, которые тогда сказала. «Все мужчины мира, а уж тем более ты…» Когда-нибудь я расскажу тебе правду про твоего Виктора, и тогда посмотрим, останется ли он лучшим в твоих глазах».
Если о Светлане он думал со снисходительной жалостью и насмешливой мстительностью, то в мысленных разговорах с ее мужем Владимир давал волю агрессивной раздражительности, главным лейтмотивом которой было: «Ты всех задолбал своей гребаной репутацией! Ты отравил жизнь Светке, ты разрушил жизнь родного сына, ты втянул меня в обман и коррупцию, потому что мой перевод в Москву есть не что иное, как взятка, полученная за фальсификацию уголовного дела. Ты всех достал своим примерным поведением, а больше всех – меня, потому что я-то точно знал, на что ты способен, я знал цену этой твоей идеальности. Ты пускал людям пыль в глаза и при этом не боялся меня, не опасался, что я припомню твои грешки и разрушу твою безупречную репутацию. Ну правильно, я ведь тоже замазан, так что буду молчать. Ты был уверен во мне. А может, напрасно?»
Неправедная мысль созревала постепенно. И, наконец, вызрела.
Найти Леню-Мародера труда не составило. Должность полковника Ященко и его связи позволяли найти кого угодно. На том и бизнес построили.
– Ты меня не помнишь? – спросил Владимир, оказавшись на симпатичной маленькой вилле на Мальте, где в последние годы проживал Мародер.
Мародер равнодушно пожал плечами. Он был таким же громоздким, как в подростковом возрасте, поросшая густыми черными волосами мощная грудь виднелась под полурасстегнутой рубашкой, из коротких рукавов которой торчали массивные ручищи. Правда, в целом выглядел он вполне благообразно: хорошая стрижка, одежда простая, но дорогая.
– А должен?
– Мы встречались несколько раз, когда ты был подростком, я приходил в гости к твоим родителям.
– И чего? Не помню, их гости меня не интересовали.
– Я был начальником следственного управления, когда тебя арестовали.
В глазах Мародера мелькнуло понимание, острое и злобное.
– Так это ты, значит, меня принял?
– Ну что ты, Мародер, тебя принял обычный следак и опера. Квартирные кражи – не уровень начальника, понимать должен.
– Так я и понимаю, что без команды начальника кто ж на сына прокурора области руку поднимет. Без тебя никак не обошлось. Папаня велел – ты сделал. Нормально, по-пацански. На том свете ему зачтется. Я так соображаю, у тебя разговор есть. Не просто так же ты сюда припожаловал.
Ященко коротко изложил свое предложение. Родители отказались от Леонида и отдали его на растерзание правоохранительной системе, теперь есть возможность свести счеты. К этому разговору Владимир готовился даже более тщательно, чем к первой беседе с Виталием Гнездиловым: младшего сына Виктора Семеновича он знал куда хуже, стало быть, вариантов нужно было проработать намного больше. Разумеется, кое-какую информацию он предварительно собрал, но личных впечатлений оказалось совсем мало, и он снова вспомнил хромого мастера Костика Веденеева: а ведь прав он был, ох, прав, личное-то – оно надежнее, чем со стороны полученное. В человеке глубоко сидит убеждение, что его впечатления самые правильные, а если кто со стороны видит не так, то он просто дурак и ничего не понимает. Плохо видит, плохо слышит, страдает склерозом и вообще тупой.
О том, что Леня-Мародер не лопается от излишней гордыни, не рвется победить сильнейшего, а предпочитает добивать слабых и истощенных, Владимира проинформировали. На этой черте характера он и построил свою систему аргументов, густо замесив ее мотивом мести.
– Ну, я понял, – задумчиво проговорил Мародер, выслушав полковника. – Значит, есть люди, готовые взяться за дело, а ты типа посредник. Хорошо. Допустим, я соглашусь. А тебе какая выгода?
– У посредников интерес всегда один, – улыбнулся Ященко. – Только бабки, ничего личного.
Он не лгал. Ну, почти не лгал. Он не посредник, а руководитель исполнителей. Но деньги действительно были нужны. Олег в последнее время все чаще заговаривал о том, что надо подбирать концы и сворачивать лавочку: они работают больше пяти лет; весь мировой опыт за многие столетия показывает, что пять лет – предельный срок ровного и эффективного функционирования что для бизнеса, что для отдельного человека. Каждые пять лет нужно прекращать и начинать что-то новое, если нет возможности провести кардинальную перестройку или смену концепции. Через пять лет ни одно «старое» уже не срабатывает, эффективность падает, решения теряют креативность и оригинальность, а вероятность совершения ошибок многократно возрастает. Ященко был готов к пересмотру прежних схем и внесению новаций, но Олег только качал головой и твердил, что чует опасность и что нужно найти несколько по-настоящему крупных заказов, заработать побольше и закрываться.
