Как она себя сейчас чувствовала? Шлюхой! Жалкой шлюхой, которую решили попользовать, а потом сменить на вторую такую же, но еще не пользованную. Вот же дура! Идиотка! Всё его поведение, все слова только и намекали на подобный исход. Если девушка на самом деле нравится мужчине, он ее не ворует, не обещает прибить, если ему что-то не понравится, не обещает заплатить, если понравится. Нет, нет и еще раз нет! А слезы медленно ползли по щекам.
Даян поглядывал на нее, молча. Говорить что-либо бессмысленно, ей слишком плохо и больно, что значило лишь одно, урод сумел влезть девчонке в душу, да и не только … в душу. Пусть теперь довольствуется элитными проститутками, к которым привык, недолго ему еще веселиться, после свадьбы Камелов быстренько хвост прижмет.
Через два часа были в аэропорту, Даян отдал Наде документы с билетом, затем сопроводил к стойке регистрации.
— Спасибо, — посмотрела на него красными глазами. — Но что будет с тобой? Романо же все поймет.
— За меня не волнуйся. Я таборный, вернусь к своим. Орлов меня там не достанет.
— Точно не достанет?
— Нет. Иначе у отца Романо будут большие проблемы с нашими, а это никому не нужно.
И Надя обняла его, крепко обняла.
— Я хотел бы найти тебя, — прошептал на ухо, — спустя время.
— А я бы с радостью увиделась с тобой, спустя время.
— Ну, все… иди, — не удержался и поцеловал в голову.
Даян еще какое-то время стоял, смотрел ей вслед, когда же чаюри скрылась из виду, развернулся и направился к машине, а по пути стянул с себя галстук да выбросил в урну. Все, служба на богатого сукиного сына подошла к концу. Спасибо, конечно, дядьке, что похлопотал, помог устроиться, но совесть дороже, да и соскучился уже по свободе. Таборные драконы навсегда остаются таборными.
А Надя поднялась на борт, заняла место у иллюминатора и словно окаменела. Мозг отказывался думать, вот бы еще сердце отказалось болеть, но нет, оно-то сейчас разрывалось на части. Даже страх исчез, Надя не обратила внимания ни на тряску, ни на гул турбин, очнулась лишь, когда самолет взмыл в небо. Оказавшись на высоте в окружении пушистых облаков, вспомнила первый полет в лапах огромного зверя. Он ни разу не задумался о том, каково ей, ни разу… все делал только так, как ему нужно, ни разу не спросил, хорошо ли ей. Но теперь всё, через три часа она вернется домой и постарается пережить этот позор. Расскажет ли родителям? Вряд ли. Лучше им ничего не знать. Придумает версию, что угодила в лапы мошенников, что обобрали ее. По сути, так и есть, настоящий-то паспорт, и документы на дом остались у Романо. А душа буквально выворачивалась наизнанку.
Романо же в это время сидел за столом с родителями, обедом все остались довольны, и Вера наконец-то вынесла пирог к чаю.
— Ты какой-то нервный, Романо, — мать заметила его волнение, стоило только переступить порог. — Что-то не так?
— Все в порядке.
— Причина в этой девушке? — будто не услышала ответ. — Кстати, где она?
— Сейчас ее нет в доме, — и сжал ложку так, что та погнулась.
— И хорошо, — кивнул отец. — Я вообще не понимаю, зачем ты все это устроил. Камелова твое решение очень огорчило. С женщинами гуляешь с шестнадцати лет, каких только не встречал. Можно подумать не нагулялся за десять лет. Патрина чудесная девушка, образованная, воспитанная, красивая, а ему, видите ли, туристок подавай. Когда только повзрослеешь? — и закурил. — Оля, ты хоть скажи ему, пусть отпустит девицу и не позорит нас.
А она все смотрела на сына.
— Романо уже взрослый, сам разберется. Отойду я на пару минут, — поднялась из-за стола и вскоре покинула столовую.
Отправилась Ольга в кухню, где отыскала Веру.
— Что-то еще принести? — уставилась на хозяйку.
— Нет, нет… я поговорить с тобой хочу. О Романо и этой его девушке.
— Слушаю.
— То, что я увидела в сыне, мне совсем не понравилось.
— А что вы увидели?
— Не юли, Вера. Тебя приставили к Романо, чтобы присматривала за ним и если чего, нам сообщала. Романо влюбился в девчонку. Почему ты нам не позвонила, не рассказала?
— Не переживайте, — прислонилась к кухонной тумбе, — девушка уже далеко отсюда.
— Да, он сказал, что здесь ее нет, но…
— Вы не поняли, девушка очень далеко отсюда. Она отправилась домой.
— То есть? Сын ее отпустил?
— Не совсем. Она сама ушла. А помог ей сын хорошо вам известного Лачо Назарова.
— Даян? — тут же нахмурилась.
— Да. И теперь в ваших же интересах сделать так, чтобы Романо в порыве гнева не причинил мальчику вреда. Проблемы с табором вам ни к чему. Даже Камелов обходит наших стороной.
— Ясно. А Романо еще не знает об этом?
— Нет. Сейчас говорить ему не советую, пусть сам узнает. А вы уж позаботьтесь о безопасности Даяна.
— Хорошо, — кивнула и пошла обратно.
Ольга вернулась в столовую и застала сына с отцом, обсуждающими вопросы фирмы. Ну, хотя бы так…
— Тагар, — подошла к мужу, — у меня что-то голова разболелась, да и загостились мы.
— А? Что? — отвлекся от беседы. — Сильно разболелась?
— Сильно. Спасибо сынок за гостеприимство, — обняла Романо, поцеловала в голову, — была рада повидаться. Теперь наверно уже на свадьбе встретимся.
— И вам спасибо, — улыбнулся без особого желания, — что приехали.
— В общем, сын, — посмотрел на него Тагар со всей присущей ему суровостью, — заканчивай баловаться, пора думать о будущем, о потомстве. Патрина не чета всем этим жалким мартышкам, с которыми ты развлекаешься.
— Я тебя услышал, дад.
И они пожали друг другу руки.
Уже на улице Ольга посмотрела на мужа:
— Нам надо поговорить.
— Что случилось?
— Идем скорее в машину.
Как только дверь за родителями закрылась, Романо взял со стола яблоко, сел на диван и погрузился в мысли. Вера тем временем принялась собирать грязные тарелки.
— Повезло тебе, — произнес негромко.
— В чем же? — уставилась на Романо.
— Ты родилась свободной. Вы таборные всегда можете отказаться от навязанной вам пары.
— Отказаться-то можем, но по факту мало кто отказывается. Слово родительское, что у наших, что у ваших имеет большую власть над детьми.
— И все же…
— Видите ли, баро… пока одни будут согласны с властью над собой, другие будут над ними властвовать. Все на самом деле просто. Обрести свободу можно в одночасье, но сами понимаете, любой поступок влечет за собой последствия, с которыми придется или мириться, или бороться.
