— Извини, Тэдриг, — говорю с максимальной вежливостью. — не очень хорошо говорить, — сознательно коверкая язык. — а еще я много пил пива. Плохо думать. Могу неприятное сказать без зла.
Например, что обвешиваться камнями всех видов надо тоже иметь вкус. Сегодня на всех по килограмму такого добра, но большинство одевается тщательно. Пусть они и любят яркие цвета, однако грани в моем понимании не переходят, и одна штанина красная, другая синяя не надевают. А этот будто у клоуна украл тряпки. Хорошо без заплаток.
— Плохо притворяешься, хорошо соображаешь, — кивнул он. — Я сказал — ты услышал.
Развернулся и ушел, оставив в недоумении. Зато по соседству обнаружился неестественно серьезный Уолш. У меня давно такое чувство, что не случайно постоянно ошивается рядом, но поскольку пока никаких секретов красть не собираюсь, а наших с
Таней бесед все одно не понимает, нисколько не возражаю.
— Это кто был? — спрашиваю.
— Тэдриг Обезьяна, — ответил тот сразу, понизив голос. Явно не хочет, чтобы кто-то услышал. — Бывший раб, ставший воином и конюшим лэрда.
— Лошадьми заведует?
— Ох, — сказал Уолш со смешком. — Иногда забываю, что ты простейших вещей не знаешь. За животными ухаживают другие, а он начальник. Жалованье, размещение близ лэрда, возможность общаться постоянно. Поручения разные. Даже такие, — выпучил он глаза и провел ребром ладони по горлу. — Хозяин к нему прислушивается, даром что
Обезьяна и не кровный родич. И не зря.
За спиной у него в зале запел тенором, бренькая на инструменте, напоминающем арфу, нечто пафосное певец. Когда так с надрывом, да еще и растягивая, почти ничего не улавливаю.
— Слухачами заведует. Ну, — поняв по выражению моего лица, не в первый раз общаемся, что недопонял, — полезно знать, о чем говорят. Вдруг заговор или даже кража.
То есть местный работник трех букв. Не тех, что все думают при упоминании. А типа
ФСБ, КГБ, БНД и прочие ЦРУ с ГРУ.
— Иное слово ничего не стоит, а кровь льется рекой, когда не в те уши попадает. За честь убить могут. Запомни, — прошептал, нагнувшись и почти касаясь носом, —
человека обидеть просто, но не вздумай кого ударить. Правильно сразу глотку перерезать.
Иначе не простят. А кому нужны мстители?
92
— Уолш, — говорю, — скажи мне честно, почему ты вот сейчас все это говоришь? Не боишься тоже попасть в сомнительные? Ведь кто-нибудь обязательно увидит и передаст, что подошел и нечто тихо нашептывал. Или ты сам слухач Обезьяны?
Он нервно хохотнул.
— Нет, Макс. Конечно, если меня примутся спрашивать с каленым железом в руках, запираться не стану. Но сам не пойду рассказывать о тебе и твоей племяннице. Не потому что сильно хороший. Причина в другом…
— И? — нажимаю.
— Если не врешь, — сказал он скорее для себя, чем в качестве сомнений, — про то, что нет у вас таких долгоживущих, то просто не понимаешь нашу жизнь. Здесь все чьи-то люди, но находящиеся наверху почти не меняются. Им не выгодны резкие перемены. Если бы не похолодание и неурожай, все так бы и сидели в замках. А сейчас… звезды говорят, все может измениться!
Он всерьез сверяется с гороскопом, или иносказания с аллегориями?
— Вы не случайно появились именно в этот момент…
Нет, похоже, убийственно серьезен и верит в высшие силы и прочую дребедень.
— Ты не глуп, щедр и можешь быть полезным лэрду. А значит, все тебя поддерживающие тоже поднимутся. У меня есть Дар, пусть и не огромный. Я многое знаю и могу объяснить. Я буду полезным.
— Ты готов стать моим вассалом? — подчеркнуто требую.
— Да, мой господин.
Тут есть занятная тонкость. Он будет служить не хуже самурая, выполняя самый дурацкий приказ. Правда, без сеппуки. До самоубийства по приказу здесь пока не додумались и желание подсказать отсутствует. Мало ли как повернется. Вдруг найдется и на меня начальник. От клятвы освобождает только моя смерть. Но в свою очередь присяга налагает и на меня обязательство защищать его. Не суть важно, что бы ни отколол.
Плевать, прав или нет. А я даже не в курсе местных раскладов и счетов. Можно запросто повесить на шею старинную кровную месть. Да-да, она вполне существует. Правда, обычай позволяет полюбовно договориться. Вариантов масса — от выплаты компенсации за обиду до отдачи в чужую семью сына или дочери взамен убитого. Но бывает повсякому. Иные не желают мириться. Конечно, сюзерен может и начхать на обиды подданного, однако тот после нарушения негласного договора запросто способен перебежать к кому-то другому. Причем вместе с пожалованием, если ему деревня в кормление выделена. Правда, только внутри долины, иначе уже лэрд вмешается. Земля принадлежит ему. Все эти юридические заморочки придется конкретно изучать.
— Мы подумаем, — сказал вслух, объединяя себя с Таней. Если женщина существо второго сорта, то для магичек иные правила. Он сам выложил информацию.
— К вашим услугам, — сказал Уолш, поклонившись.
В принципе он прав. Одному не очень удобно. Ким уже есть, кстати, не мешает тоже привести к присяге. Но требуется еще несколько человек. Проблема, что общего расклада не вижу и любой может быть подсунутым злыми интриганами. Или до поры до времени мы никому всерьез не интересны? Обезьяна больше пугал, чем реально в чем-то подозревал. Профилактика своего рода.
На моем месте уже сидел Энан, о чем-то беседуя с Таней. При появлении просто слегка подвинулся, благо без стульев на широкой скамейке размещаемся, а часть гостей временно удалилась. То ли валяются под лестницей, то ли пошли проветриться.
— На самом деле, — сказал Энан, обернувшись ко мне, — ничем особенным Райен не прославился и в серьезных битвах не участвовал. Был подлым и коварным, неоднократно нарушая соглашения.
До меня не сразу дошло, о чем речь. А это о бурных хвалах изумительной прославляющей песне арфиста.
— Остальные тоже в курсе? — спросила Таня.
93
— Он нашему лэрду приходится любимым младшим братом, — хитро подмигивая, объяснил Энан.
Хм. А ведь я слышал уже название клана О’Райен. Нет ли здесь глубинного сермяжного смысла. Очень похоже на происхождение от личного имени лорда. То есть наш, не называя при знакомстве, подразумевал, что и так известно. А что такое тогда «О»?
— Я даже не пытаюсь выяснить, где истина в рассказах о подвигах моего дяди, —
сказала девушка ехидно.
Можно подумать, много хвастался. Пытался пару раз на примерах воспитывать, но ведь без нудности.
— Утро не вечно, придет и ночь, — выдал я ничего похожего на стихи. Потому что рифма вышла не корявая, а полностью отсутствующая при почти дословном переводе. На
Омара Хайяма почти не похоже. — Так и жизнь мимолетна. Тем больше ее ценить нужно.
