Генри Дойль чуть приподнял левую бровь, что, судя по абсолютному отсутствию мимических признаков на лице до того, видимо, означало крайнюю степень удивления.
— Да, верно, юная леди. Мы находимся хотя и в дальнем, но родстве. А вы действительно любите читать его произведения или просто так сказали?
— Что вы! Очень люблю! Очень! Причем, не только те, общеизвестные, где фигурирует Шерлок Холмс и Доктор Ватсон, но и другие. Например, мне очень нравиться читать «Затерянный мир» или, например, его малоизвестные фантастические рассказы. Знаете, я впервые прочла все эти произведения, когда училась в пятом классе и с тех пор перечитывала их многократно. Я вообще люблю перечитывать то, что мне нравится. Это как встреча с хорошим другом.
— Что ж, мне приятно осознавать, что в России есть молодые леди, которые помнят и чтят моего знаменитого предка.
— И не только молодые леди. У нас постоянно экранизируют его произведения. Вы не видели русский киносериал о Холмсе? Нет? Вам надо непременно посмотреть. Холмс в исполнении русского актера куда убедительнее, чем даже в исполнении английских… Вы танцуете, мистер Дойль? Разрешите Вас пригласить на танец?
Вячеслав Вадимович несколько растерянно наблюдал, как Генри Дойль, чуть улыбнувшись, встал со своего места, отодвинув Аленин стул, подал ей руку и, галантно придерживая ее под руку, повел ее танцевать. Они очень красиво смотрелись со стороны. Он — немолодой, но поджарый с исключительно прямой осанкой, она — тоненькая, юная, вместе составили весьма элегантную пару. В первый момент Вячеслав Вадимович слегка испугался за Алену, сумеет ли она соответствовать этому вышколенному англичанину, но, увидев, как уверенно она положила руки ему на грудь, как светло улыбнулась и как, легко перебирая ногами, стала танцевать, у него отлегло от сердца. Танцевала Алена великолепно. И хоть одета была в скромные голубые джинсы и хлопковую открытую блузу в цветочек, смотрелась она отлично. Мистер Дойль что-то говорил ей, наклонившись к уху. Она смеялась и согласно кивала в ответ. Потом она говорила ему что-то и Генри, глядя сверху вниз, улыбался уголками рта, а потом, не удержавшись, вдруг расхохотался так искренне, что ни у кого не повернулся бы сейчас язык назвать его Блэком. Молодец, девочка. Лихо она его раскрутила. Но Вячеславу Вадимовичу вдруг стало грустно. О чем, интересно знать, они там щебечут, как два голубка, что этот Дойль смотрит на нее чуть ли не влюбленными глазами и временами так заразительно хохочет, забыв свою английскую сдержанность?
………….
Когда он вез ее на рынок, то все-таки спросил, о чем они разговаривали.
— О разном. О Лондоне. О Биг Бене. О Шерлоке Холмсе. О нашей российской парадоксальности.
— А чего он времена ржал, как лошадь, объевшаяся конопляного сена?
Алена удивленно взглянула на него:
— Он вовсе не ржал. Он смеялся. У него оказалось великолепное чувство юмора. А смеялся он над анекдотами. Про Холмса и про чопорность и невозмутимость англичан.
— Расскажи хоть один.
— Англичанин остановился в гостинице и как-то вечером подходит к корсьежке и просит подать ему стакан воды. Она подает — он ушел. Через минуту возвращается с пустым стаканом и вежливо просит налить ему еще воды. Она налила. Через минуту он опять подходит к ней с пустым стаканом и просит еще воды. «В чем дело, сэр? Вы уже в третий раз за последние минуты просите воды?» «Извините, мадам. Мне весьма неловко вас обременять, но дело в том, что у меня в номере пожар, мадам».
— Смешно, — угрюмо сказал Вячеслав Вадимович, останавливая машину, — выходи. Вон там твой базар.
Алена растерянно смотрела вслед сорвавшейся с места машине. Что с ним? Может, она забылась и слишком вольно вела себя с мистером Дойлем? Человек пришел на официальную встречу, на деловой разговор, а она, дурочка, стала про Шерлока Холмса трещать, потащила его танцевать, анекдоты не к месту стала травить. Ведь хозяин ясно сказал ей: посиди тихонько, помолчи, понаблюдай, а она… Вечером надо будет зайти к Вячеславу Вадимовичу, извиниться за свое неуместное поведение. И Алена уныло поплелась на рынок.
А он мчался на своем «Мерседесе» и тоже спрашивал себя, что это с ним, чего он взъелся на девчонку, ведь она сделала так, что этот Дойль остался встречей весьма доволен и заявил при расставании, что он надеется на дальнейшее плодотворное сотрудничество? И тут же ответил себе: а зачем она так улыбалась этому лорду? Почему она никогда ему так не улыбается? Чем собственно он, Вячеслав Вадимович, хуже этого высохшего, похожего на мумию, старого, провонявшего нафталином, англичанина?
Глава 7
Вячеслав Вадимович со своим давним приятелем и компаньоном Василием сидели в летнем открытом кафе, попивая прохладное пиво. День был исключительный — теплый, ясный, в меру солнечный. Василий, блестя гладко бритой головой, со смаком тянул пиво, хрустел чипсами, улыбаясь, щурился на солнце, каждый раз подмигивая молоденькой официантке, когда она, проходя мимо, бросала на него кокетливые взгляды.
— Счастливый ты, Васька. На тебя посмотришь, и сердце радуется. Всем ты доволен, все у тебя о*кей.
Васька живо, с интересом взглянул в лицо Вячеслава Вадимовича.
— А у тебя что не так? Молодой, здоровый, свободный и богатый. Полный комплект. В чем причина тоски — печали? Чего киснешь, как кефир на солнцепеке? Честно говоря, ты в последнее время мне совсем не нравишься. Сейчас сидишь мрачный, а утром на совещании, когда Андрюха докладывал состояние дел, ты на него смотрел так мечтательно-нежно, что если бы я не знал тебя как облупленного, наверняка решил бы, что у тебя нетрадиционная ориентация. Хочешь, я с ходу поставлю диагноз твоему недугу? Это очень просто. Только у влюбленных такие мечтательные затуманенные глаза, только у них совершенно некстати временами возникает такая идиотская улыбка на роже. Только они ни к месту без причины впадают в необъяснимую тоску. Признаться, я думал, что ты уже переболел этим в юности. Это как корь: чем раньше переболеешь, тем легче перенесешь. В нашем возрасте это чревато. И кто у нас Лаура?
— Да ну тебя. Пошляк ты, Васька.
— Ладно, не настаиваю. Не раскрывай инкогнито своей прелестницы. Позволь только совет дать. Я это уже пережил, помню, что это такое. Правда, было это лет пятнадцать назад. Я тогда был зеленым студентом-первокурсником, а она уже третьекурсницей. Бог мой, как я был в нее влюблен! По самое некуда. Шекспир бы позавидовал! Весь мир был в соловьях и розах! Стихи начал писать. Представляешь меня в роли автора любовных виршей? А как ее боготворил! Смотрел на нее как на икону. Мадонна! «Чистейшей прелести чистейший образец…» За руку боялся взять. Веришь? Да что там за руку… Взглянуть на нее не смел! Бледнел, краснел, если она только мимо пройдет. Она то мигом поняла что к чему, потом ей видно надоели мои ахи и томные взгляды, ну и пригласила она меня как-то к себе в гости, когда дома одна была. Многому она меня тогда в постели научила. А как весело смеялась над моей неловкостью. Оказалось, таких дураков, как я, у нее уже за третий десяток перевалило. Короче, избавила она меня от иллюзий, излечила моментально, за что ей огромадное спасибо.
