Нет.
Дольф смотрел на меня.
Анита, обопрись на стол.
У меня брови полезли на лоб.
Ты меня будешь обыскивать?
Ага.
Я подумала, стоит ли спорить, и решила, что нет. Оружия на мне больше не было. Я оперлась на бюро, Дольф отложил нож и обыскал меня. Если бы было что найти, он нашел бы. Все, что Дольф делает, он делает тщательно и методично. Одно из качеств, делающих его классным копом.
Я поглядела на него в зеркало, не оборачиваясь:
Удовлетворен?
Ага.
Он подал мне нож рукоятью вперед.
Наверное, удивление выразилось у меня на лице.
Ты мне его возвращаешь?
Если бы ты соврала, что он у тебя последний, я бы отобрал и его, и все, что нашел бы. – Дольф шумно перевел дыхание. – Но я не стану забирать у тебя последнее оружие, когда на тебя открыт контракт.
Я приняла нож и вложила его в ножны. Это было куда труднее, чем вынуть его оттуда. Пришлось даже поглядывать в зеркало.
Я так понял, он у тебя новый? – спросил Дольф.
Новый.
Я встряхнула волосами – опа! – и рукояти не стало видно. Надо будет потренироваться побольше. Слишком хорошее место для потайного ножа, чтобы не использовать его чаще.
Какие-нибудь еще впечатления, пока я не отвез тебя обратно?
Дверь выломана?
Нет.
Значит, кто-то знакомый, – сказала я.
Может быть.
Я посмотрела на неподвижное тело Роберта.
Можем перенести обсуждение в другую комнату?
Он тебя беспокоит?
Я его знала, Дольф. Пусть я его не любила, но мы были знакомы.
Дольф кивнул:
Можем перейти в детскую.
Я почувствовала, что бледнею. Никак мне не хотелось видеть, что могла сделать Моника из детской.
Злобным ты становишься, Дольф.
Как-то не могу забыть тот факт, что ты встречаешься с Мастером города, Анита. Не могу отмахнуться.
Ты хочешь меня наказать за то, что я встречаюсь с вампиром?
Он поглядел на меня долгим, изучающим взглядом. Я не отвернулась.
Я хочу, чтобы ты с ним не встречалась.
Ты мне не отец.
Твои родные знают?
Здесь я уже отвернулась:
Нет.
Они ведь католики?
Дольф, я не буду обсуждать с тобой эту тему.
С кем-нибудь тебе надо будет ее обсудить.
Может быть, но не с тобой.
Анита, посмотри на него. Посмотри на вот это и скажи, что ты можешь вот с таким спать.
Брось ты это, – сказала я.
Не могу.
Мы смотрели друг на друга, не отводя глаз. Я не собиралась объяснять Дольфу свои отношения с Жан-Клодом. Не его это собачье дело.
Тогда у нас проблема.
В дверь постучали.
Подождите! – сказал Дольф.
Войдите! – отозвалась я.
Дверь открылась. Отлично. Вошел Зебровски. Еще лучше. Я знала, что улыбаюсь, как идиотка, но не могла сдержаться. В последний раз я его видела, когда он вышел из больницы. Ему едва не выпустил кишки оборотень – леопард размером с пони. Это не был ликантроп, это была колдунья-оборотень. Вот почему Зебровски не пришлось раз в месяц покрываться шерстью. Колдунья вспорола ему живот, а я ее убила. Потом держала руками вываливающиеся кишки, пока не приехали медики. У меня остались шрамы от той же самой колдуньи.
Обычно волосы у Зебровски были спутанной курчавой массой, черные с сединой. Он их сейчас короткопостриг, и они как-то держались. От этого у него был более серьезный, более взрослый вид, не похожий на прежнего Зебровски. Коричневый костюм имел такой вид, будто в нем спят. Темно-голубой галстук, который Зебровски нацеплял всегда, не подходил ни к одному из его костюмов.
Блейк, черт-те сколько не виделись!
Я не смогла сдержаться: подошла и обняла его. Быть женщиной – в этом есть свои преимущества. Хотя до того, как в моей жизни появился Ричард, я бы могла подавить такой порыв. Ричард оживил во мне женственную сторону.
Зебровски неуклюже меня обнял, смеясь.
Я всегда знал, что тебя тянет к моему телу, Блейк.
Я оттолкнулась от него:
Размечтался!
Он оглядел меня с головы до ног, глаза его искрились смешинками.
Если ты будешь так одеваться каждый вечер, я мог бы ради тебя бросить Кэти. Чуть укоротить эту юбку – и будет отличный абажур для лампы.
Хоть он и язва, а я была рада его видеть.
Ты давно уже на службе без ограничений?
Недавно.
Я тебя видел в новостях с твоим другом.
В новостях? – Я и забыла о коридоре вспышек, через который мы прошли с Жан-Клодом.
Отлично выглядит для мертвеца.
Блин.
Что такое? – спросил Дольф.
Это было национальное телевидение, не местное.
И что?
Мой отец не знает.
Теперь знает, – заржал Зебровски.
Думаю, тебе все же придется поговорить с отцом, – заметил Дольф.
Что-то было либо у меня в лице, либо в голосе Дольфа, отчего Зебровски перестал смеяться.
Слушайте, чего это с вами? Будто у вас любимого щенка раздавили.
Дольф посмотрел на меня, я на него.
Расхождение мировоззрений, – сказала я наконец. Дольф ничего не сказал, да я и не ждала.
Ну, о’кей, – сказал Зебровски.
Он достаточно знал Дольфа, чтобы не приставать. Из меня одной он бы душу вынул, но не из Дольфа.
Один из ближайших соседей – праворадикальный антивампирист, – сказал Зебровски. – Это притекло наше внимание.
Подробнее, – сказал Дольф.
Делберт Сполдинг и его жена Дора сидели на диване, держась за ручки. Предложили мне чаю со льдом. Он меня поправил, когда я сказал, что Роберта убили. Он пояснил, что мертвеца убить нельзя. – Зебровски достал из кармана сморщенный блокнот, перелистнул к нужной странице, попытался ее разгладить, оставил так и процитировал: «Теперь, когда нашелся добрый человек и уничтожил эту тварь, женщина может сделать аборт и избавиться от монстра. Вообще-то я противник абортов, но это мерзость, чистейшая мерзость».
Как минимум «Люди Против Вампиров», – заметила я. – Может быть, даже «Человек Превыше Всего».
А может, ему просто не нравится жить рядом с вампиром, – сказал Дольф.
