А что стало с девушкой, с Джулианной?
Ее сожгли как ведьму.
А где же вы были?
Я плыл на пароходе, хотел навестить мать. Она умирала. Я уже возвращался, когда услышал зов Ашера. Успеть вовремя я не мог. Клянусь всем святым и грешным, я пытался. Ашера я спас, но он меня никогда не простил.
Он не мертв? – спросила я.
Нет.
Он сильно пострадал?
Пока я не видел Сабина, я думал, что у Ашера самые жуткие раны, какие только может пережить вампир.
А зачем вы повесили картину, если она так тревожит вас воспоминаниями?
Он вздохнул, посмотрел на меня.
Ашер прислал мне ее в подарок, когда я стал Мастером города. Мы были компанией, почти семьей. С Ашером мы были друзьями, оба Мастера, оба почти одной силы, оба влюблены в Джулианну. Она была преданна Ашеру, но я тоже пользовался ее благосклонностью.
Имеется в виду menage a trois?
Он кивнул.
И Ашер не затаил злобу?
О нет, он ее не таит. Если бы позволил совет, он бы явился сюда вместе с этой картиной и со своей местью.
Убивать вас?
Жан-Клод улыбнулся:
Ашер всегда тонко чувствовал иронию, ma petite.Онпросил у совета вашей жизни, а не моей.
У меня глаза полезли на лоб:
Что я ему сделала?
Я убил его слугу, он убивает, моего. Справедливость.
Я пялилась в это красивое лицо. Потом спросила:
Совет отказал?
Разумеется.
А много у вас еще врагов?
Жан-Клод слабо улыбнулся:
Много ma petite, но в городе сейчас ни одного из них нет.
Я смотрела на улыбающиеся лица на картине и не знала, как сформулировать, но все равно сказала:
Вы здесь так молоды.
Физически я тот же, ma petite.
Я покачала головой:
Может быть, «молоды» – неточное слово. Может быть, наивны.
Он улыбнулся:
Когда писалась эта картина, ma petite, этим словом меня уже тоже трудно было бы назвать.
Ладно, понимайте как хотите.
Я посмотрела на него, изучая черты лица. Он был красив, но было у него в глазах нечто, чего не было на картине, какая-то глубина скорби – или ужаса. Что-то, для чего у меня нет слова, но все равно оно было. Пусть у вампиров не образуются морщины, но прожить пару столетий – это оставляет след. Пусть это даже будет тень в глазах, резкость в углах рта.
Я повернулась к Джейсону, все еще валявшемуся в кресле.
Он часто дает уроки истории?
Только тебе, – ответил Джейсон.
А ты никогда не спрашиваешь?
Я – домашний волк, вроде собаки. Ты же не станешь отвечать на собакины вопросы?
И тебе это безразлично?
Джейсон улыбнулся:
Что мне за дело до картины? Женщина эта умерла, так что секса у меня с ней не будет. Так какая мне разница?
Я ощутила, как Жан-Клод пронесся мимо меня, но не могла проследить глазами. Рука его мелькнула размытой полосой. Кресло загремело на пол, вывалив Джейсона. У него изо рта текла кровь.
– Никогда о ней так не говори.
Джейсон поднес ко рту тыльную сторону ладони и отнял, окрашенную кровью.
Как прикажете.
Он стал слизывать кровь с руки длинными движениями языка.
Я переводила взгляд с одного на другого.
Вы оба психи.
Не психи, ma petite, всего лишь не люди.
Быть вампиром – это еще не дает вам право бить по мордам направо и налево. Ричард так не делает.
Потому-то он и не сможет держать стаю.
Что вы хотите этим сказать?
Даже если он пожертвует принципами и убьет Маркуса, ему не хватит жестокости запугать остальных. Ему будут бросать вызовы снова и снова. Если он не начнет убивать всех подряд, то сам погибнет.
Давать по морде – это не поможет остаться в живых.
Поможет. Пытка тоже хорошее средство, но здесь у Ричарда кишка тонка, боюсь.
У меня кишка тонка.
Но вы наваливаете горы трупов, ma petite. Убийство – лучший из способов сдерживания.
Слишком я была усталая для таких разговоров.
Сейчас четыре тридцать утра. Я хочу лечь.
Жан-Клод улыбнулся:
Что такое, ma petite? Обычно вы не стремитесь в постель так охотно.
Вы меня поняли.
Жан-Клод скользнул ко мне. Он до меня не дотронулся, но стоял так близко и смотрел на меня.
Я совершенно точно вас понял, ma petite.
У меня запылали щеки. Слова были невинны, но звучали они у него интимно и неприлично.
Джейсон поправил кресло и встал, слизывая кровь из угла рта. Он ничего не сказал, просто наблюдал за нами, как хорошо обученный пес, видный, но неслышный.
Жан-Клод шагнул назад. Я ощутила его движение, но глазами не уследила. Всего пару месяцев назад это выглядело бы как магия, будто он исчез в одном месте и появился в другом.
Он протянул мне руку:
Пойдемте, ma petite. Удалимся на дневной покой.
Мне случалось уже держать его за руку, так чего же я осталась стоять и глазеть, будто он предлагал мне запретный плод, который лишь попробуй – и все переменится навсегда? Ему было почти четыреста лет. Лицо Жан-Клода из всех этих долгих лет улыбалось мне, и он сам стоял рядом с почти той же улыбкой. Если мне еще нужно было доказательство, я его только что получила. Он ударил Джейсона, как собаку, которая его рассердила. И все равно был так красив, что дыхание перехватывало.
Мне хотелось взять его руку. Погладить красную рубашку, исследовать овал голой кожи. Сложив руки на животе, я покачала головой.
Он улыбнулся настолько широко, что чуть показались клыки.
Вы ведь уже держали меня за руку, ma petite. Что изменилось?
Чуть слышная насмешка была в его голосе.
Вы мне просто покажите комнату, Жан-Клод.
Его рука опустилась вдоль тела, но он не обиделся. Больше того, он вроде был доволен, и это меня злило.
Пропусти Ричарда, Джейсон, когда он приедет, но сначала доложи. Я не хочу, чтобы нас прервали.
Как прикажете, – сказал Джейсон и глупо ухмыльнулся с понимающим видом. Что, теперь каждый волк думает, что я сплю с Жан-Клодом? Впрочем, может быть, это как с той дамой, которая слишком много протестовала. Возможно.
Пропусти Ричарда, когда он приедет, – сказала я, – потому что ты ничего не прервешь.
