Андрей же отчего-то с ответом не спешил особо, заставляя девичье сердце трепыхаться все сильней и сильней.
— Хочешь, чтобы я сравнительный анализ провел? — и, как на зло, Веселов не ринулся отвечать, наоборот — встречный вопрос задал, будто давая возможность пойти на попятные.
— Нет, просто… За что ты ее полюбил… так?
— Да ни за что, а по глупости. Я ведь не головой выбор делал, ну то есть, может и головой (не знаю, как этот процесс происходит), но рационального в моем выборе было мало. Она красивая. Хитрая. Пожалуй, все… Но это я сейчас понимаю, а тогда… сорвало крышу и все тут. Не до анализа было, не до раскладывания по полочкам… Была жажда и нужда. Я как в коробке оказался. Коробке, в которой боковой обзор закрыт стенками, и смотреть можешь только прямо в прорезанную перед глазами дырочку, и вот в этой дырочке вечно ее лицо, мелькает-мелькает, мелькает-мелькает. Как свет в окошке. И ты его ловишь, ведь больше в твоей коробке с дырочкой ничего не существует. А когда свет вдруг гаснет — нет у нее желания больше тебя им радовать, коробка заполняется тьмой, и ты сидишь в этой тьме, не понимая, что дальше делать…
— А почему она так жестоко с тобой поступила, ты знаешь?
Андрей не сразу ответил. Надо было и самому подумать, почему. Его это, по правде, особо не интересовало никогда. Оправданий Алисе он не придумывал, и искать поводы, чтобы возненавидеть еще сильней, не приходилось. Раньше. Теперь-то было уже иначе. Пришло равнодушие. Расползлось от груди и по всему телу, расслабило, убаюкало. Пришло и улеглось своей белокурой головой…
— Могу предположить, если тебе интересно…
— Это как-то жестоко, ворошить воспоминания чисто из интереса.
— Жестоко было поступать со мной так, как поступала она, а интересоваться — нормально. Думаю, она решила заполучить меня из спортивного интереса. Я ведь не сильно-то перспективный жених вообще. У меня нет богатого отца, вообще никакого нет. Мне никто тачку не обещал подарить за аттестат, амбиций президентских нет. Такое — посредственность. Ну не дебил, ну не урод, ну целуюсь вроде ниче так, да? — Катя покраснела, но смолчала. — Но ничего особенного я из себя не представляю. Для Алисы Филимоновой. Скорей всего, с подругой поспорила, или может я какой-то конкурентке ее в борьбе за всемирную корону понравился, вот и решила так отомстить ей. Я не знаю, в общем. Но знаю, чего мне от нее хотелось, и чего ей от меня.
— Чего?
— Мне — безусловной любви. Ей — исполнения условия.
— В чем было ее условие?
— Она хотела, чтобы я сделал что-то, чего ради нее не сделает больше ни один мужчина. Я же все о любви плел, а она решила, что любовь надо не словами доказывать, а поступками. И речь там не о заботе шла, не о поддержке и помощи, ей нужен был такой поступок, чтобы им потом можно было перед другими хвастаться. Не сопи ты, Кать, она человек такой, и не она одна такая, со смещенной системой координат.
— И ты решил, что…
— Что ни один человек не готов буде предпочесть не жить жизни без нее.
От последней фразы у Кати холодок по спине пошел. Откровение у Андрея вышло жутким. И хуже всего было от того, что этого откровения могло не быть. Сработай его план, у Алисы Филимоновой была бы «медаль», которой вряд ли даже она смогла бы перед кем-то похвастаться, а самого Андрея Веселова не было бы.
— Мне не нужна любовь с условиями.
— Я знаю. В этом разница между вами и сходство со мной. Мы просто поздно встретились, Кать. Много времени потеряли.
— Наверстаем, значит, — Катя снова потянулась к лицу парня, целуя его даже отчаянно как-то. Одновременно и потому, что он абсолютно прав — потеряна куча времени, и потому, что этого времени могло не быть. Вообще. Совсем. Никакого.
— Безусловно? — Андрей на секунду от ее губ оторвался, в глаза заглянул серьезно. Она вопрос поняла, ответила, как на духу.
— Безусловно.
Признаваться в любви можно по-разному, совсем не обязательно произносить при этом те самые три заветных слова.
* * *
— Наташ, ну чего ты? — Валентин вел машину на всех парах в сторону дома женщины, с которой планировал сходить сегодня вечером на первое официальное свидание. Наталья отчего-то дала добро… Он не поверил сразу даже, а потом… Счастью не было предела. Прыгал, как мальчик, практически до потолка. Продумывал, придумывал, предвкушал. Вот только в обед она позвонила и все отменила. На вопрос «почему?», заданный помертвевшим голосом, ответила максимально неожиданно: «сын в школе упал — ногу вывихнул, говорит, что все нормально, но я-то его знаю, надо как можно быстрей домой вырваться». Валентин дал тогда себе на раздумья ровно пять секунд, а потом взял инициативу в свои руки: «я заеду за тобой, когда скажешь, тебе за руль нельзя сейчас, сам домой отвезу». Она ни тогда не воспротивилась, ни уже вечером, когда выскочила из офисного здания на парковку и увидела его, прислонившегося к капоту своего автомобиля.
Ехали быстро и нервно. Она на дорогу смотрела, не моргая, даже слова не проронила толком, Валентин все на нее косился с опаской. Он ведь тоже отец, у него тоже есть дети, они и падали, и растягивали себе что только могли, и ломали даже, он переживал, конечно, жена тоже, но в памяти не всплывали такой белизны лица, как сейчас было у Натальи.
— Он взрослый ведь уже, шестнадцать лет лбу, молодец, сам справился. Звонил тебе?
Женщина кивнула.
— Сказал, что все хорошо и дома ждет?
Снова кивнула.
— Почему ты тогда нервы зря тратишь? Сейчас приедем, ты поднимешься, а он там в комнате сидит, в монитор упершись, в чем трагедия?
Наталья глянула на Валентина мельком, потом снова перед собой уставилась.
— Я все это понимаю. Умом понимаю, но сердцем… После того случая на воду дую. Лучше пусть так…
Валентину было, что возразить, но он смолчал, только головой покачал и постарался ускориться, чтобы не заставлять нервничать ее еще дольше.
Въехал во двор, к самому подъезду подкатился, заглушил мотор.
— Если хочешь — поднимусь с тобой или тут посижу, если надо будет что-то в аптеке взять — напишешь, я съезжу.
Наталья замялась на мгновение, уже за ручку схватившись притормозила, повернулась к мужчине, порывисто приблизились, оставляя поцелуй на слегка колючей щеке…
— Спасибо тебе, не надо подниматься пока, я сама, но если подождешь немного, минут десять, я тебя наберу — нужно ли что-то…
Валентин, растерянный после такого неожиданного проявления нежности, не сразу уловил суть сказанного, будто со стороны подмечая, как начинает расплываться в улыбке…
— Х-хорошо, — запнулся, отвечая, а потом с улыбкой на устах провожал взглядом женщину, бабочкой выпорхнувшую из машины, взлетевшую по ступенькам подъезда и скрывшуюся за дверью.
